который лениво возлежал на диване, протянув слуге руку. На соседней кушетке слуги растирали другого придворного маслами с сильным ароматом мускуса и алоэ.
Николас узнал этих придворных, ибо видел их в тронном зале. Их тела еще хранили ровный прошлогодний загар цвета бледной сиенны. Кое у кого виднелись шрамы, ? но они явно были получены не в бою. При появлении Николаса два или три человека соизволили поднять голову и взглянуть на него, но остальные даже не шелохнулись.
И тогда он увидел мальчиков, совсем юных, от десяти до четырнадцати лет… Они явно были не самого низкого происхождения или, по крайней мере, получили хорошее воспитание. Во всяком случае, они не походили на рабов, и в их поведении также не было ничего вызывающего. Кое-кто из них разделял ложе с пожилыми мужчинами, либо в молчании, либо ведя негромкую беседу. Мужчины и мальчики не касались друг друга, разве что в знак приветствия, и ласки их оставались воплощением скромности. Другие дети были заняты между собой. Николас обратил внимание на двоих, что лежали прямо на мраморном полу, занятые игрой: каменная доска стояла между ними, и они по очереди передвигали фишки. Подобно фишкам, один мальчик был темноволос, а другой ? совсем светлый. Младший, восхитительный отрок с локонами цвета воронова крыла, падавшими на плечи, был фламандцу незнаком. Старший оказался тем самым ангелочком, что нес церемониальный лук в пасхальной процессии. Ни тот, ни другой даже не взглянули на Николаса и на Пагано Дориа, который подошел и встал рядом со своим соперником.
Это можно было пережить. На борту «Чиаретти» мужчины с радостью избавлялись от завшивленных рубах и тяжелых дублетов и разгуливали по каютам нагишом. Плавание, физические упражнения, ? все это было привычно. Но сейчас Дориа стоял, словно олень перед боем, гордо распрямив плечи, упираясь кулаками в бедра и пристально рассматривая Николаса.
В свою очередь, тот без смущения вернул взгляд, ибо всегда восхищался хорошо сложенными мужчинами, а к Дориа это определение относилось в полной мере.
В затененных густыми ресницами глазах генуэзца таилось насмешливое лукавство, но можно было различить и отголоски какого-то более искреннего чувства… скорее всего, то была зависть, или неприязнь.
Дориа неторопливо заговорил по-итальянски:
? Мальчики всегда бывают любезны, и радуются труднодостижимым победам. Если больше ничто не поможет, попроси, чтобы они показали тебе мозаики. Тот, кто создал эти картины, смог бы даже мертвого поднять из могилы. ? Голос его звучал совершенно невозмутимо, дыхание оставалось размеренным. Всем видом своим он выражал самоуверенную насмешку и мужественность, и при этом ничуть не смущался показывать свое нарастающее возбуждение.
? Я вижу, тебя здесь все вполне устраивает, ? отозвался Николас. Голос его на миг дрогнул, но тут же вновь выровнялся. Не время сейчас разражаться нервным смехом… Он даже не рискнул повернуться к своему сопернику спиной… И словно всего этого было недостаточно, к нему вдруг направился черноволосый подросток. Николас дождался, чтобы тот подошел ближе, и спокойно промолвил:
? Прошу простить меня, юный господин. ? Ручейки пота стекали по всему телу; кожа в этих местах начинала зудеть и чесаться, хотя, возможно, кто-то принял бы это за знак возбуждения…
Мальчик ответил по-гречески:
? Мы желаем лишь доставить удовольствие.
Николас хотел ответить, но тут влажная ладонь легла ему на плечо. Дориа оказался совсем рядом, но затем отодвинулся в сторону и убрал руку.
? Тут не все такие мужланы. ? И обратился к подростку: ? Как твое имя?
Его звали Антимос. Греческое имя, но не из рода Комненов. Возможно. Антимос сын славного, но обедневшего семейства… У мальчика были мягкие губы, синие глаза и нежные руки. С серьезным видом взглянув на Дориа, он потянулся к нему, и генуэзец уверенно прижал к груди его руку.
Имел ли Николас право вмешаться? Мальчик и мужчина, сделав несколько шагов, исчезли в густых клубах пара, словно их здесь и не было. Откуда-то издалека донеслось шлепанье влажных босых ног по мраморным плитам и смеющийся голос торговца. Прислужник, остававшийся доселе незамеченным, окликнул Николаса из-за завесы тумана.
? Если угодно, сударь, здесь есть отдельные комнаты.
И по-прежнему никто на него не смотрел.
Николас остался стоять на месте, чувствуя только одно желание: поскорее оказаться как можно дальше отсюда. Но тут к нему подошел второй подросток.
Юный златовласый лучник… Некогда император доверил этот пост сыну хлебопека, ? но то была совсем другая история. Сейчас же перед Николасом стоял отрок лет четырнадцати, и в отличие от своего темноволосого собрата, он куда лучше понимал смысл ведущейся здесь игры. В последний раз фламандец видел его на выходе из храма, облаченного в белые шелка… И в воздухе над ними еще звучали отголоски пасхальных молитв… Кудри мальчика до сих пор пахли ладаном. С невинным взглядом из-под густых ресниц он промолвил:
? Я лишился своего партнера. Мое имя ? Алексий. Не желаете ли сыграть со мной, господин? ? Кончиками пальцев он попытался намекнуть, какую игру имеет в виду, но Николас невозмутимо отвел его руку, а затем, склонившись, подобрал фишки и игральную доску.
? Друг мой, ? сказал он. ? Ты бросил вызов человеку, который заключает пари с пророками. Покажи мне, где тут отдельные комнаты.
Тело мальчика было густо смазано маслом, и также источало запах благовоний. Его ласкающий взгляд оставлял на коже почти физически ощутимый отпечаток. Уже на выходе Николас обернулся, чтобы в последний раз увидеть зал парной. Никто так и не шелохнулся, и лишь Зевс-громовержец высвободился из объятий двоих отроков, и лицо его в золотой маске было повернуто вслед уходящим. В облаках пара запах ладана сделался сильнее.
Евнух поджидал их снаружи, и Николас ничуть этому не удивился. Поразительно было то, что мальчик неожиданно остановился перед ним.
? Еще не время, ? сказал он.
? Мой господин, ? возразил слуга, обращаясь к отроку. ? Мой господин, я получил приказ…
Мальчик сделал шаг вперед и внезапно с силой ущипнул евнуха за жирное предплечье. Тот испуганно пискнул, но остался стоять неподвижно. Николас обратился к светловолосому юнцу:
? Алексий… Кто ты такой?
Мальчик повернулся, и выражение недовольства стерлось с его лица. Евнух поспешил пояснить:
? Алексий ? племянник императора. Басилевс дал мне приказ отвести вас в другие покои. Мой господин, прошу, простите нас.
? Прямо в таком виде? ? поинтересовался Николас. Евнух без единого слова достал откуда-то сбоку, из-за занавески, сложенное одеяние и протянул его фламандцу. Тонкое платье липло к влажному телу, и обнаженного мужчину пробрала дрожь. Слуга опустился на колени и принялся возиться с застежками, что шли от подола до самого горла.
? Я сам должен был сделать это, ? с сияющей улыбкой заявил мальчик.
? Ты еще не заслужил, ? возразил Николас. ? Это награда за победу в трех партиях подряд.
? Есть и другие игры, ? заметил подросток.
? Несомненно, ? мягко подтвердил фламандец. ? Но я в них не играю.
Вместе с евнухом он двинулся прочь, а когда обернулся, то увидел, что Алексий смотрит ему вслед с выражением искреннего недоумения на лице, отчасти смешанного с досадой.
Они шли по коридорам, которые постепенно становились все более просторными и богато украшенными, и Николас догадался, что они возвращаются во дворец. Он не стал задавать вопросов, а евнух хранил молчание. Неизвестно, что ждало впереди, но возможностей существовало не так уж много. Как-никак Николас был флорентийским консулом, а значит, жизнь его не подвергалась опасности, если только он не настроит против себя кого-то очень влиятельного…
Наконец, они подошли к двери. Евнух поскребся, а затем подал знак фламандцу, чтобы тот вошел первым. Внутри его ожидала Виоланта, внучатая племянница императора.
? Вы пропустили мои земные поклоны, ? сказал он принцессе.
? Надеюсь, ты справился. ? На ней по-прежнему было парадное одеяние и диадема, и сидела она в
