— Как бы твой муж не увлекся! — сказал Николка, прижимая меня к себе.
— Он умрет от стыда, когда узнает, что вальсировал с горничной.
Стоит ли говорить, что под маской скрывалась Таня! А кузины по имени Наталья у меня не было. Я придумала все верно, и мы начали уговаривать Таню помочь нам в нашей проказе. Она отказывалась, чуть не плакала. Но мы, как жестокие и расчетливые дети, упрашивали ее, умоляли, обещали даже денег. Зная, чем можно растопить лед Таниных отказов, я пообещала купить ей Библию в красивом и прочном кожаном переплете. Таня покусала губы и согласилась. Платье ей подошло идеально! И неудивительно, Таня его шила сама, знала здесь каждый стежок! Я же отдала ей маску, которую случайно купила в лавке всяческих редкостей, таким образом дополнив Танин костюм.
После танцев мы смеялись, вспоминали курьезы, рассказывали анекдоты про знакомых.
— Наталья, вы могли бы снять вашу маску, бал окончился уже, — сказал Александр Михайлович вдруг. Он улыбался.
Танин взгляд метнулся ко мне. Истина должна была открыться. Мне на мгновение стало не по себе от глупой и жестокой затеи. Но я переборола свои чувства и кивнула Тане. Она медленно развязала узелок на затылке и сняла с лица кусочек картона, обшитый шелком.
— Таня, ты была великолепна, — улыбнулся ей Николка.
Надо было видеть лицо моего мужа. Оно приобрело нездоровый землистый оттенок. Глаза его перестали быть лучистыми и добрыми, как во время танцев. Тане он не сказал ни слова, но именно она больше всех почувствовала себя виноватой.
— Я не должна была, — пролепетала она, закрыла лицо руками и разрыдалась.
Мы с Николкой замерли.
— Вот к чему привели ваши шутки! — сделал выводы Александр Михайлович.
Со мною он не разговаривал несколько дней. Но я и не нуждалась в общении с ним. Я была рада, что рядом со мною был еще полдня мой дорогой Николка. Мне не нужен больше никто другой.
На следующий день супруг приехал чуть раньше обычного. Я столкнулась с ним в дверях столовой. Он не поздоровался со мною.
— Вы так и будете меня избегать и молчать при встрече? — спросила я.
— Мне не следует перед вами отчитываться, как, собственно, и вам передо мной.
— Я должна извиниться перед вами? Он долго смотрел на меня.
— Не надо, вы будете неискренни. Но позвольте мне один вопрос: вы извинились перед Таней?
И он прошел мимо меня, оставив наедине с размышлениями.
Я настолько дурна? Да, мы придумали затею с горничной ради смеха, чтобы позабавиться. Но нельзя же не иметь абсолютно никакого чувства юмора! А извиняться перед Таней! Да это просто смешно! Я купила ей Библию, которую она приняла!
Глава 3
Ранней весной своим вниманием нас решил почтить кузен Александра Михайловича — Егорушка. Был он миловиден, как девица, следил за модой, был игроком и мотом, поговаривали, что он недурно поет. Он поселился у нас с уверенностью молодого лп зверька, который за свою короткую жизнь не знал запретов, а потому и думал, будто ему дозволено все. Он, как и Николка, тоже где-то учился, я не интересовалась, где именно, скорее всего в гражданском заведении. Но как же они были не похожи!
Я невольно сравнивала двух мальчиков, ровесников, и в итоге приходила к выводу о том, что верно царь наш Петр находил, что «нерадивую младость надобно сечь». Конечно, мой Николка не был святым, ему были свойственны проказы и шалости. Он мог одурачить кого угодно, придумать даже злую шутку, но не был капризным и избалованным. Егорушка же вел себя, будто вкусил все пороки вселенной: он нагло рассуждал о женщинах и любви, играл в карты и много проигрывал. Едва ли не каждый день покупал себе новые вещи. Любил украшения не меньше, чем, наверное, восточные владыки.
Он быстро освоился на новом месте. Брал без разрешения книги в кабинете Александра Михайловича, курил в гостиной. Сначала я относилась к нему как к. избалованному младенцу. Только из вежливости интересовалась его настроением, разговаривала с ним о погоде. Он мне показывал, какие перчатки купил недавно, говорил, сколько потратил вчера в карты, рассказывал анекдоты, которые мне не казались забавными.
Оказалось, что его разговорчивость была только поводом для того, чтобы начать волочиться за мной самым бесстыдным и безобразным образом. Субботним вечером он был готов пойти в наступление. Приехал к ужину, не опоздав. Пел что-то вполголоса. Преподнес мне коробку моих любимых конфет.
Когда Александр Михайлович ушел в кабинет работать, Егорушка проводил меня в гостиную до моего любимого кресла, присел на диван напротив.
— У вашего супруга, моего кузена, отличная библиотека, — сказал он сладким голосом, готовый уже начать читать вирши после подобного вступления.
— Я знаю, но это не дает права ни мне, ни вам разбрасывать книги, где заблагорассудится. Если вам самим лень поставить книгу на полку, то можете дать необходимые приказания прислуге.
Я отчитала его как маленького ребенка и чувствовала себя правой. Он был младше меня, дурно воспитан. Матушка его, поручая моей заботе, сказала, что Егорушку надо еще учить и учить. Я не смогла сдержаться, увидев на подоконнике в коридоре том Шекспира издания конца восемнадцатого века. Егорушка покраснел, но, как оказалось, не от стыда, а от того, что получил словесную оплеуху.
— И не скучно вам одной по вечерам? — спросил он, оправившись.
— Я не жалуюсь. Таня, милая, принеси мне рукоделие. Читаю иногда. Часто у нас по вечерам бывают гости.
— О! Я видел ваших гостей! Они без умолка говорят о политике, спорят, шумят. Но, как я понял, вас обожают и боготворят.
— Я им не приказывала меня боготворить.
— Верю. Это приходит само. Едва я ступил на порог вашего дома, как понял, что здесь незримо царит дух божественной красоты. Он окутывает прекрасную хозяйку, тянется за ней шлейфом! Я был сражен в самое сердце в тот самый миг, когда судьба дала нам возможность встретиться и познакомиться. Тем более мы родственники, в некотором смысле. О! С каким бы упоением я скрасил ваши вечера! Приказывайте мне, я весь в вашей власти!
Я смотрела в его темные глазки, в которых светился пошловатый огонек. Мне хотелось смеяться. И вместе с тем выкинуть его вон из гостиной, а лучше — за порог дома. Самовлюбленный мальчишка!
— Я мог бы вместо нашей горничной приносить вам рукоделие, протягивать перчатки, следовать за вами повсюду…
— Увольте! Я бы не вынесла постоянно видеть одно и то же лицо.
Но Егорушка не унимался.
— В средневековье, — сказала он, — был очень милый обычай. Рыцарь служил замужней даме, совершал подвиги в надежде получить ее платок или просто благосклонный взгляд. Высшим счастьем был поцелуй дамы сердца!
— Я слышала про эти обычаи. И знаю также то, что дамы средневековые мылись два раза в жизни — при рождении и перед свадьбой. Как вы думаете, приятно ли пахли их платки? Согласитесь, что романтика средневековья от нас далека! Ко всему прочему, вы не уходите завтра в крестовый поход сражаться с неверными. — Я взяла у Тани свое рукоделие. — Спасибо, Таня. Ты можешь идти! — Я принялась раскладывать нитки.
— Но сам обычай потрясающе красив. Что у вас будет на платке? — спросил он, присаживаясь к моим ногам.
Я убрала от его взглядов свою работу.
— Я суеверна, простите, не люблю показывать работу, пока не завязала последний узелок. Вы же сядьте на место.
— Место рыцаря — у ног его прекрасной возлюбленной.
— Думаете, хоть кто-то в этом доме оценит по достоинству средневековый романтизм?
Егорушка не видел в Александре Михайловиче помехи.
— Но вы же не расскажете своему строгому супругу о нашей маленькой тайне!
— Боже, — вздохнула я, — при чем тут Александр Михайлович? Выбирайте себе другую даму сердца,
