– Ну, тогда ничего не узнаешь…
– Пьетро, у меня есть другая кукла, хорошая – Пульчинелла, который раскрывает рот, – я отдам его тебе, только расскажи.
– Хороший? И рот раскрывает?
– Да, да. Самый хороший. Самый чудесный в Баварии… – повторил я слова мейстера Вальтера. – Я отдам его тебе, когда нас выпустят.
– Ладно. Когда отдашь, тогда расскажу. – Пьетро улегся на соломе, подложив руки под голову. Бианка равнодушно спряталась под его куртку. Больше я ничего не мог от него добиться.
Часы тянулись медленно. Я следил, как тень от колокольни переползла площадь. Солнце шло к закату, когда безусый стражник принёс нам горшок с похлебкой.
– Ну, а ты, зверь заморский, сахару небось хочешь? – спросил он и дал Бианке кусочек сахару. Она отправила его за щеку и радостно зачмокала.
– За что нас посадили сюда? – спросил я у стражника.
– Вот вечером приедет судья, тогда узнаете, – ответил он и, пощекотав на прощанье ушко Бианки, ушёл.
На площади послышался какой-то шум. Выглянув в окно, я увидел кучку смеющихся людей, а посреди них верхом на Гекторе возвышался – кто бы вы думали? – мейстер Вальтер!
Зелёный лопух залихватски торчал на его шляпе. Венок из одуванчиков покачивался над покорными ушами Гектора. Взяв свистульку в рот, мейстер верещал голосом Кашперле. Пекарь, громко хохоча, вёл Гектора под уздцы. Со всех сторон бежали ребята и подходили взрослые.
Пьетро вылавливал из горшка с похлебкой вкусные косточки для Бианки, а я, забыв голод, прилип к окну.
Что дальше будет? Неспроста мейстер валяет дурака, – наверное, пришёл ко мне на выручку!
– Здравствуйте, голубчики, толстые купчики, худые слесаря, весёлые пекаря, девушки красивые и тётушки сварливые! – верещал мейстер Вальтер. – Вчера прощались, сегодня увидались. Пособите моему горю!
– Да какое у тебя горе, мейстер? – нарочно громко, так, что его было слышно на всю площадь, спросил пекарь.
– Хлопот полон рот, гостил я у господ, угостили меня пинками, наградили тумаками, в замке Гогенау свалился я в канаву! – болтал, как горох сыпал, мейстер.
– Ха-ха-ха! – раздалось в толпе.
– Уж мейстер Вальтер расскажет – животики надорвешь!
– А ну, расскажи ещё!
– По дорожке я бежал – всё добро порастерял… – продолжал мейстер Вальтер.
– Что же ты потерял? – спросил пекарь.
– Подручного мальчишку, весёлого парнишку, волоса кудрявые, сапоги дырявые, собой лупоглазый, лицом черномазый; признавайтесь, кто его видал?
– Да неужто мальчишку потерял?
– Которого? Два у тебя их было?
– Без подручного как без рук! – раздались сочувственные голоса.
– Началось мое мученье – не могу играть представленье! Мои куклы плачут, на нитках скачут, грозят мне пальчиком: что ты сделал с мальчиком? – трещал мейстер Вальтер, а сам беспокойно оглядывал стену и окна арестного дома.
– Хо-хо! – загрохотал седой бочар. – У него куклы бунтовать затеяли!..
– Подавай, говорят, подручного, а то играть не станем! Вот так штука! – взвизгнул вынырнувший из толпы сапожник.
Пекарь подводил Гектора всё ближе к моему окну.
– Я здесь, мейстер Вальтер! – крикнул я что было мочи, ухватившись за железные прутья.
– Ах, вот он где! Не думал, не гадал – за решётку попал! – крикнул мейстер Вальтер, весело махнув шляпой.
– А что, служивый, у тебя другого дела нет, как малых ребят в тюрьму таскать? – вдруг спросил он выскочившего на шум молодого стражника.
В толпе опять засмеялись.
– Вишь какого преступника нашли, скоро грудных младенцев в тюрьму сажать будут! – крикнула какая-то тётка в цветном чепчике.
– Разбойники все на свободе, а честных ребят под замок запирают! – гаркнул незнакомый парень.
Вся толпа была на моей стороне.
– Что их обижать: люди весёлые, всех забавляют. А тут в арестный дом! – подзуживал соседей сапожник.
Тогда я набрался духу и, высунув Геновеву в окно, крикнул:
