— Я узнала ее. Но в последнее время эта девушка не бывает в нашем городе.
Дорогая Иви, это же сам Господь, великий и могучий, привел меня под крышу твоего дома!
— Не можете ли вы мне рассказать что-нибудь о ней, милая потаскушка?
Ты, конечно, догадался, что последние слова я произношу по-французски!
— Она приезжала в Морбок Сити в течение нескольких лет.
— И подолгу она бывала здесь?
— Мне кажется, что она приезжала утром и вечером того дня уезжала обратно.
— Она приезжала в гости? К кому?
— К швейцарскому ковбою!
Мои глаза расширились до размеров автомобильных фар.
— Швейцарский ковбой? — Зачарованный, я повторяю эти два слова, так как в душе был все-таки поэтом.
— Сердце мое знойное, расскажите же скорее мне о нем, да побольше, — щебечу я.
— Это пожилой человек, швейцарец по происхождению. Он живет в наших местах уже несколько десятилетий. Назвали его ковбоем из-за одежды, которую он носит, кажется, не снимая: ковбойскую шляпу, замшевую куртку с бахромой, мексиканские сапоги. У него длинные усы, острая бородка. Оригинальный, правда?
— Чтобы не сказать — странный.
Она рассмеялась.
— Будем снисходительны!
— Значит, моя юная кузина наносила ему визиты?
— Да, я часто видела их вместе, когда она приезжала сюда.
— А где живет этот странный человек?
— В нескольких милях на запад отсюда. Он купил небольшое полуразрушенное ранчо в пустыне. Привел его в порядок и живет там в полном одиночестве. Иногда приезжает в Морбак Сити за продуктами, но долго не задерживается. Загружает свой джип и отправляется в обратный путь, словно монах в свой монастырь.
— Как его зовут?
— Я не знаю. Для нас всех он — швейцарский ковбой.
— Как можно добраться до него?
— За отелем дорога уходит в пустыню. Через две мили справа увидите в стороне от дороги небольшой домик. Проехать мимо него не удастся, так как это единственное сооружение, где есть несколько деревьев и кустарник.
— На чем можно добраться туда?
— Пешком. Или на попутной машине. Это совсем недалеко.
Я снова смотрю на фотографию. Эта толстая и грубая волосатая рука на ее колене... Любовники? Родственники? Что за странные узы связывали их? И почему она приезжала сюда именно в первую пятницу каждого месяца? Почему свои визиты она считала тяжким долгом?
Я помогаю убрать со стола. Что дальше? Снова ложиться в постель? Чувствую, что не с чем. Спать? Но тогда, прежде чем сомкнуть глаза, надо обязательно чем-то заткнуть уши!
Я довожу Иви до их семейного ложа, укладываю ее, мои пальцы слегка прогуливаются по ее телу.
Скоро вернется ее пьяный муж и снова завалится на диван. Эти ночные оргии для нее все равно что каникулы. Сколько таких супруг остается не у дел! Разве об этом мечталось им? Время летит, проходит жизнь, оставляя в их душах тоску по несбывшемуся. Так будем же любить их мы, друзья, будем любить, не щадя своих сил, любить этих несчастных, оставшихся на обочине своих надежд. Будем шептать им слова, которые они хотели услышать еще будучи девочками. Будем говорить с ними о любви и дарить ее им!
Я решаю немного прогуляться.
Повсюду одни пьяные. Американцы в этом очень похожи на русских: те тоже пьют безрассудно — побольше и поскорее.
Пьяные сидят, лежат на тротуарах, те же, что еще в полуфазе, бродят но улице с початой бутылкой в руке, вторую же про запас держат под мышкой. Некоторые прямо на виду у всех в автомобилях занимаются любовью под крики окружающих их зрителей. Гвалт, ругань, крики, песни! Да, ночи в Морбак Сити похожи на жуткие оргии. Полная деградация. В стране, где люди опускаются до скотства, порок становится министром досуга!
На меня налетают три шалавы, хватают под руки и просят меня для начала угостить их пивом. Как бы избавиться от этих потаскух? С радостью вижу своего спасителя! Это Пинюш.
Полусонный, он сидит на ящике из-под пива. Окурок сигары почему-то приклеен не к его губе, а к щеке.
— Цезарь, старый дурак, — радостно кричу я, — пора бай-бай! Кончилось детское время! Я сейчас отведу тебя домой!
Со своей ношей на плечах я не выделяюсь в толпе. Подобные носильщики встречаются часто.
Уложив и старательно укрыв одеялом своего друга, я снова иду в толпу: надо найти еще троих! Это веление моей души!
Иду в ту сторону, откуда доносятся особо яростные крики. Что-то мне подсказывает, что там должен находиться мой Александр-Бенуа Берюрье!
Представьте себе, я не ошибся.
Не менее ста человек образуют большой круг, в центре которого два человека впечатляющих габаритов; в одном из них я узнаю своего друга. Второй же верзила превосходит его на целую голову. Он в черной тенниске, из которой торчат две татуированные руки, каждая из которых похожа на колонну церкви Магдалены. Около них на земле лежит шляпа, и зрители туда бросают монеты, чтобы воодушевить участников какого-то, пока непонятного мне, поединка.
— Добрый вечер, Мартьен! — окликает меня малыш. — Вы тоже пришли на поединок вашего друга с Тедди?
— Что за поединок?
Руаи посвящает меня в суть. Оказывается, по ночам разыгрывается поединок на лучшую пощечину. Тедди неизменный чемпион! Обмен пощечинами идет до тех пор, пока один из соперников не объявит себя побежденным или не окажется в нокауте. Ничего не скажешь, очень интеллектуальный вид соревнования!
Арбитр — высокий крепкий мужчина со звездой шерифа на рубашке в клетку достает из кармана монету и зажимает ее между большим и указательным пальцами.
— Уверен, первым будет бить Тедди! — шепчет мне юный друг. — Здесь иностранцев не любят. А если он начнет первым, то поединок может сразу же закончиться. Два года назад он с первого удара убил представителя фирмы «Кока-Кола».
После такой информации я собрался было уговорить Берюрье оставить эту грязную игру, но накал был таков, что в случае отказа, мы бы были с ним тут же преданы суду Линча.
Шериф спрашивает Толстяка, какую сторону монеты он выбирает. Друг мой не понимает английского, но жест его очень выразительный и понятный.
— Орел! — кричит француз.
Шериф, конечно же, не понимает по-французски и обращается к своему соотечественнику:
— Орел или решка, Тедди?
— Орел! — рычит мордоворот.
— Угадал! Тебе начинать! — улыбается шериф и прячет монету в карман.
Крайне безнравственный арбитр!
Тедди начинает извергать на языке своей страны ругательства в адрес Берю, обещая зрителям незабываемое зрелище, обещая снести голову иностранной свинье. В шляпу летят монеты.
— Не связывайся с ним, он способен уложить даже слона! — уговариваю я капитулировать Толстяка.
— Не волнуйся, шеф, пусть только подойдет ко мне этот мудак!
