Я открываю заднюю дверцу своего «понтиака»...
Мы прибываем на финиш одновременно с Анжеллой. И нас приветствует легкий звук клаксона. Это старый седой американец, в очках с золотой оправой.
— Мне не приходилось видеть ничего лучшего. Я недавно был на концерте Паваротти, всего месяц назад, так он не идет ни в какое сравнение с тем, что я видел сейчас!
Водитель «мерседеса» аплодирует нам и уезжает со стоянки.
Но рядом с нами появляется еще один свидетель: в красно-белом комбинезоне служащего стоянки. У него рахитичная голова, волосы и глаза альбиноса, он брызжет слюной словно гастритчик во время странствования по пустыне Лак Сале.
— Я видел все! — сообщает он мне.
— Проклятый соглядатай!
— Не разговаривайте в таком тоне со мной, иначе я сейчас же позову полицию, и вам придется объяснить свое поведение. — И добавляет, не моргнув и глазом: — Двадцать долларов, и я ничего не видел.
— Это ваш тариф?
— Я мог бы потребовать у вас и пятьдесят, так как у меня есть свидетель: тот старик за рулем «мерседеса». В этом случае вам угрожает тюрьма, так как вы занимались развратом в общественном месте.
Я хватаю его за бретельки комбинезона.
— За попытку шантажа официального лица угрожает тюремное заключение, малыш. Я надеюсь, что вам это известно?
Чтобы добить его окончательно, я достаю свое удостоверение, заполненное на французском языке, но слово «ПОЛИС» известно во всем мире. Это международное слово.
Поскольку он проглотил язык, я отрываю одну бретельку от его комбинезона и берусь за вторую.
— Говорите, вам известно это или нет? Иначе ваш комбинезон превратится в гольфы!
Он говорит:
— О'кэй. Да.
— Вот и хорошо! Впредь не допускайте оплошности.
Я сажусь за руль машины, Анжелла рядом со мной.
— Вы обалденный мужчина, — заявляет она мне. — Вам не кажется, что вы должны жениться на мне?
— Я предпочитаю любить вас! — Таков мой ответ. — Итак, результаты вашей миссии?
Анжелла рассказывает мне, что Витлей Стибурн живет на последнем этаже довольно старого дома, в котором нет гардьена. Поэтому ей пришлось подняться наверх самой и позвонить в дверь. На пороге квартиры ее встретили двое мужчин. Анжелла представилась служащей жилищного фонда городской мерии и объяснила им, что составляет опись квартир, для чего ей нужно осмотреть каждое помещение в доме.
Типы заявили ей, что в связи с отсутствием хозяина, они не могут позволить ей сделать этого. Один из них поинтересовался, есть ли у нее документ мерии. Анжелла объяснила, что подобные мероприятия являются плановыми, и выполняются сотрудниками мерии регулярно. Она попросила их передать Стибурну, что в ближайшее время обязательно посетит его.
— Вы не могли бы подробнее описать тех нелюбезных мужчин?
Каждое ее слово впитывает моя цепкая память. Она у меня феноменальная. Я вспоминаю без труда спустя двенадцать лет даже самую маленькую родинку на ягодицах моей случайной попутчицы в полутемном купе скорого поезда.
— Вам удалось заглянуть внутрь квартиры?
— Конечно. В комнате все перевернуто вверх ногами.
— Вам не кажется, что это дело их рук?
— Возможно.
Грузовой лифт опускает нас на уровень улицы.
— Смотрите, они переходят улицу! — кричит Анжелла.
Я понимаю, о ком идет речь. Парни, побывавшие в квартире Стибурна, переходят улицу и держат свой путь к стоянке, которую мы только что покинули. Такой случай терять нельзя. Я выскакиваю из машины. Анжелла не успевает ничего спросить. Мгновение — и я уже в лифте.
Два молодца появляются на стоянке только через минуту сорок секунд после меня. Они примерно моего возраста: чуть-чуть перевалило за сорок. Один из них мексиканец, второй — американец с квадратной рожей, небритый и, конечно же, с жевательной резинкой во рту.
Я прячусь за соседней машиной, стоящей рядом с их «фордом». Когда они въезжают на площадку грузового лифта, я почти ползком следую за ними. Сидящий за рулем мексиканец опускает стекло бокового окошка, чтобы нажать кнопку на спуск лифта. Я понимаю, что именно сейчас могу изменить ситуацию в свою пользу. Я достаю из внутреннего кармана куртки ампулу фантастического снотворного мгновенного действия, осторожно, затаив дыхание, отламываю верхушку ампулы и резким взмахом руки вбрасываю ее во внутрь автомобиля в тот самый момент, когда мексиканец уже почти полностью поднял стекло. Увидев меня, он тянется к пистолету, но не успевает: откидывается назад на подголовник, где уже покоится голова американца. Нажимаю кнопку «Стоп». Лифт останавливается. Самое трудное — не надышаться самому. Естественная вентиляция помогает мне. Я переношу спящих в багажник и сажусь за руль, нажав кнопку «Вниз».
Меня не волнует негодующая клаксонада выстроившихся в очередь к лифту вереницы автомобилей.
* * *
Начинает вечереть, когда я подъезжаю к особняку Феликса. У соседнего дома в агрессивно красных одеждах сумерничает мулатка. Она так щедро оросила себя духами, что, наверное, весь квартал сейчас вдыхает их аромат. Ноги мулатки развернуты с такой же гостеприимностью, как арены Севильи в день корриды.
— Хэлло! — окликает она меня.
Я отвечаю ей взмахом руки.
— Подойдите ко мне на минутку! — приглашает она.
Не в моей привычке игнорировать подобные приглашения. Подхожу. Мулатка страшна как смерть. Ее лицо покрыто толстым слоем штукатурки. Грудь ее уступает Элиз Тейлор, хотя глубина декольте такая же. Неистово накрашенные губы кажется занимают все пространство от носа до кончика подбородка.
— Кто вы, малыш?
— Племянник своего дядюшки, которому достался этот дом в наследство.
— А, старик, о котором так часто мне рассказывала бедная Мартини!
— Вы были дружны с ней?
— Не совсем точно, но мы были довольно близки!
Она одаривает меня своей многообещающей улыбкой.
— Француз, я бы хотела предложить вам сыграть со мной небольшую партию в четыре ноги! Вы настолько неотразимы, что я даже не могу говорить с вами о деньгах. Вы сами определите, сколько это будет стоить.
Такие откровенно прямолинейные предложения в одно мгновение превращают меня в импотента.
— Я сожалею, но сию минуту у нас с вами ничего не получится. Дело в том, что сегодня я уже имел счастье сыграть четыре такие партии. А это даже для француза — перегрузка! Я бы выпил настоящий крепкий кофе! Потом немного поболтаем. Пятьдесят долларов вас устроят?
Ее радость была настолько бурной, что я уже начал побаиваться, как бы это не кончилось сердечным приступом.
— Кофе, парень, это моя профессия![13] Я жду вас через десять
