человеку становится не мила жизнь.
Часть II
1
Работа над фильмом началась во второй понедельник июля на киностудии Бийянкур. До этого времени в доме на бульваре Лани ничего примечательного не произошло. Мов, казалось, смирилась со своей судьбой, прекратила ночные похождения и большую часть времени проводила за пианино. Мы часто вели разговоры наедине, должен признаться, довольно нежные. Лицемеры назвали бы наши отношения 'усложненной дружбой'. Иногда в порыве чувств я целовал Мов, с радостью ощущая, что благодаря ей ко мне возвращается юношеская неловкость.
Люсия с головой ушла в работу, избавив меня от необходимости ублажать ее в постели. Мы совсем перестали посещать мою комнатушку для прислуги. Я также забыл о ночном предназначении пожарной лестницы.
Жизнь стала вполне сносной.
Я никогда не смогу высказать те чувства, которые испытал, впервые ступив на съемочную площадку в качестве одного из главных действующих лиц. Как по мановению волшебной палочки в одночасье я перестал быть бессловесной вешалкой для костюма, затерянной в толпе себе подобных, и переместился в самый центр внимания всех этих киношников, которые, правда, не слишком в меня верили, о чем красноречиво свидетельствовали их взгляды.
Первая сцена, по счастью, была немой. Одетый в домашнюю куртку 'отец' сидел перед телевизором, в то время как моя 'мать' целовалась с любовником в соседней комнате. Я же должен был проследить, чтобы отец оставался в счастливом неведении. Для этого мне приходилось, сидя у него за спиной около двери, ведущей в комнату, где находилась мать, украдкой подглядывать в замочную скважину. Люсия самым подробным образом изложила мне свое понимание состояния души моего героя. Однако когда наступил момент съемок, ослепляющий свет прожекторов уничтожил все мои актерские способности. Ноги перестали меня слушаться, а наставления Люсии вылетели из головы.
– Ты готов? – спросила Люсия.
Я безнадежно просипел 'да' – и все пришло в движение.
Снималась сцена, в которой действующие лица не говорили, но звуки присутствовали: ор телевизора, скрип стула подо мной. Поэтому требовалось участие звукооператора, который металлическим, отсутствующим голосом начал отдавать команды. За ним последовал приказ Люсии: 'Объявляй!' Огромный жирный тип, щелкнув трещоткой, выкрикнул: 'Добыча', сто девяносто, дубль первый', после чего наступило гробовое молчание. Земля буквально поплыла у меня из-под ног. Голова налилась свинцом, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Я едва различал перед собой затылок актера, игравшего моего отца, и бледное пятно экрана телевизора.
– Ну же, – нетерпеливо воскликнула Люсия.
Я принялся раскачиваться на стуле, но делал это отнюдь не так, как было предусмотрено, чего Люсия, естественно, не могла не заметить.
– Стоп! – закричала она, внезапно появившись невесть откуда и буравя меня глазами. Я умирал от жары и от страха.
– Морис, не то!..
– А?
– Ты раскачиваешься на стуле, словно маленький мальчик, безумно скучающий в гостях, где собрались одни взрослые! Действуй мягче, ведь ты прекрасно осознаешь всю серьезность возникшей ситуации и то, что лишь ты можешь не дать ей перерасти в катастрофу! Понятно? Тогда еще раз! Мотор!
Люсия сравнила меня с маленьким мальчиком. Собственно, я и был им, растерявшимся ребенком, перед которым поставлена задача, рассчитанная на взрослого, зрелого человека.
– Тишина! Идет съемка!
– Объявляй!
– 'Добыча', сто девяносто, дубль второй!
– Готов?
– Поехали!
Все эти приказы, возгласы потеряли для меня всякое значение. Я вновь принялся за свое раскачивание... Люсия велела мне медленно сосчитать до пяти, а затем направляться к замочной скважине. Я сосчитал до трех и засомневался, действительно ли до пяти необходимо было считать. Решил начать сначала и дошел-таки до пяти...
– Стоп!
Я боялся пошевелиться. Поймав на себе насмешливый взгляд звукооператора, я понял, насколько нелепо выгляжу.
– Морис, ты поднялся со стула с опозданием!
– Извините меня.
– Тебе было сказано сосчитать до пяти, ведь это не так уж сложно!
Еще как сложно! Все оказалось ужасно сложным – говорить, делать, даже думать под безжалостным оком камеры.
'Может быть, я просто-напросто не актер', – внезапно пришла в голову мысль. Но ведь на репетициях все более или менее получалось. Люсия была довольна... Что же происходит теперь?
– Ты слышишь меня, Морис?
Разумеется, я ее слышал, но как будто через толстую стеклянную перегородку.
