поникли.
Я скользнула из кровати и обхватила его ноги.
Он схватил меня за подбородок, вынуждая поднять голову.
— Тельма умерла, думая, что я убил ее, Луиза?
Мне показалось, что я начинаю сходить с ума.
— Да, — завизжала я. — Да! Да! Дааааааааа!
Он вышел.
Вместо того чтобы вернуться к себе в постель, я улеглась на кровати Джесса. Простыни были холодными, но они напоминали о нашей недавней близости. Кроме того, они хранили запах Руленда, мужской запах, смешанный с табачным, от которого у меня чуть-чуть кружилась голова.
Я свернулась клубочком, обеими руками прижав к груди подушку, которую называла Джессом. Это уже вошло в привычку. Теперь я могу вам признаться, что со времени моего воцарения на «острове» я делала так каждую ночь.
Вдруг моя рука коснулась чего-то гладкого и холодного. Неприятное ощущение. Я посмотрела — это была фотография Тельмы десятилетней давности, запечатлевшая ее, молодую, которую я не знала. У Тельмы были длинные волосы, округлое лицо и веселый взгляд. Ее сняли на американской улице, и на заднем плане я различила нескольких негров, а также полицейского в плоском кепи и с целым арсеналом на поясе.
Так значит, Джесс провел остаток ночи в обществе этой фотографии?
Несмотря на веселый вид, взгляд Тельмы был полон пристального внимания, поразившего меня. Она взаправду на меня смотрела, понимаете? Она смотрела почти так же, как в карете скорой помощи, пытаясь понять что-то, что было ей неясным во мне.
И тут на меня снизошло откровение.
— Послушайте, Тельма, — забормотала я, — это действительно так, он любит только вас. Если он подстроил эту катастрофу, то только из любви, единственно из любви, потому что вы вели себя скверно с генералом. Он не смог стереть из памяти эту картину, понимаете? Но он будет любить вас до конца своих дней. Я напрасно настаивала, старалась, чтобы он во что бы то ни стало принадлежал мне. Вы сильнее меня, вы выиграли. Я только бедный местный подросток, вообразивший невесть что. Я создана для завода, для дома Артура… Красивые приключения не для нас, они доступны нам лишь в кино или на экране телевизора. В нашей жизни есть место только капустным полям, раковине вместо ванной, да веломоторам с вонючим голубым дымом. Я прошу у вас прощения, Тельма… Я прошу прощения. Когда Джесс вернется, я скажу ему правду. Да, вы мне ничего не говорили. Ничего! Я прочла все это в ваших глазах, вот и все. Невозможно было ошибиться. Я расскажу ему, обещаю.
После этого пусть он думает о вас сколько угодно, об этой дороге, ведущей из Нового Орлеана в штат Миссисипи. Как может случиться, чтобы люди встретились на такой дороге, скажите, Тельма?
Я уже смутно различала фотографию из-за слез, лившихся на нее из моих глаз. Тельма на ней умирала тихо и спокойно, как мне казалось.
Теперь мне хотелось, чтобы Джесс поскорее вернулся и снова дал мне Библию, и я могла бы отречься от своей клятвы. Когда я была маленькой и мне не верили (и правильно делали), я клялась, что говорю правду, но потихоньку я взывала: «Я отрекаюсь! Мой миленький Иисус, ради вас я отрекаюсь!»
Разбудил меня стук в дверь, так как я заснула прямо на фотографии мадам. Она вся была смята, изранена.
Выглянув в окно, я увидела на крыльце полицейского комиссара.
— Сейчас спущусь, — крикнула я ему.
Мне едва удалось натянуть платье, так я дрожала.
Он ошарашенно смотрел на меня. Должно быть, выглядела я ужасно: растрепанная, немытая, с опухшим от слез лицом, лихорадочным взглядом, с голыми ногами в стоптанных шлепанцах.
— Простите, я… я была в постели, у меня грипп.
— О! Я побеспокоил вас.
Он говорил неуверенно. Я отлично видела, что у него на уме: он думал, я была наверху вместе с хозяином.
— Я хотела бы поговорить с господином Рулендом.
— Его нет!
Взгляд его был печальным и недоверчивым, что было отмечено еще Тельмой.
— Жаль, а когда он вернется?
— Он приезжает как придется; если это срочно, вы можете позвонить ему по телефону в штаб- квартиру НАТО.
На этот раз он поверил мне.
— Я хотел сообщить ему новость, которая его заинтересует: мы, наконец, нашли виновных.
Меня будто ударили молотком по голове.
— Каких виновных? — едва вымолвила я.
— Тех, кто открыл шлагбаум в ночь катастрофы. Это двое солдат, получивших увольнительную. Они были пьяны и, чтобы поразвлечься, стали крутить ручку шлагбаума. Эта идиотская забава привела к трагическим последствиям, а потому их гражданская ответственность…
Все остальное я слушала, не понимая смысла. До меня долетали обрывки фраз:
— …Задержание… передано в суд…
Молодой комиссар и сам не придавал особого значения своим словам. Я могла бы дать голову на отсечение, что он, как и я, изначально был уверен в виновности Джесса.
Та сцена в машине — внезапно высвеченные лица мадам и генерала — должна была мучить его достаточно долго. Тельма не на шутку его очаровала, и он мог представить себе муки обманутого мужа и желание отомстить… Теперь он, должно быть, доволен, что все кончилось. Методично и настойчиво он искал виновных, и те нашлись.
— …Вам, кажется, действительно плохо, я не хочу больше докучать…
Все происходило, как в густом тумане.
— Вы попросите господина Руленда зайти в полицию?
Возможно, я кивнула, возможно, произнесла что-нибудь. Он коснулся пальцем козырька кепи, и его тонкий силуэт растворился.
В любом доме, даже в таком, как у Артура, есть подобие тепла и движения воздуха, исходящее от живущих там. Когда я закрыла дверь, дом Джесса как бы угас, стал инертным, мертвым. Мне казалось, что в нем стоял трупный запах. У мебели был такой вид, будто она покоилась под чехлами целую вечность. От пола несло плесенью.
Я подошла к телефону. Был ли он в состоянии откликнуться? Снимая трубку, я ждала привычного сигнала. Он раздался, но вместо того чтобы возвратить мне ощущение жизни, предстал как отголосок безграничного пространства, в котором кишат мириады миров. Я набрала номер НАТО. Надо было тотчас же предупредить Джесса, вырвать его из того кошмара, в который он попал благодаря мне. Меня соединили с его бюро, и какая-то девица спросила, кто я. Я ответила, что звонит прислуга месье Руленда. Вдруг меня это потрясло. Прислуга! А я что вообразила! Да, я прислуга, то есть та, что моет посуду, чистит обувь, натирает паркет, но кому не дано прожить грандиозный любовный роман с хозяином?
— По какому поводу вы звоните?
У моей собеседницы американский акцент был ощутимее, чем у Джесса.
— Я хотела бы поговорить с месье!
— С каким месье?
— С моим, каким же еще, с месье Рулендом!
— Его сейчас нет.
У секретарши был отрывистый голос. Может, из-за того, что она плохо говорила по-французски? Она должна была с опаской относиться к произносимым ею словам.
— Когда он вернется, вы можете передать, чтобы он позвонил домой?
