Сан-Антонио
ЕЛКА В ПОДАРОК
Эти нескончаемые или ничем не заканчивающиеся приключения посвящаются Жану Редону и Симоне.
Часть первая
Которая, надеюсь, сможет убедить вас в том, что не стоит запускать руки туда, куда не ступала нога человека
Глава первая
В которой я потихоньку начну вводить вас в курс дела
Я только-только врубился в сенсационную статью о сексуальной жизни Робинзона Крузо — утверждавшую, между прочим, что, несмотря на свою набожность, он перестал соблюдать посты с прибытием на остров Пятницы, — как вдруг открывается дверь и в мой кабинет неслышной тенью просачивается тщедушная фигура старшего инспектора Пино.
Возникновение в кабинете Пино, ввиду заурядности данного события, нисколько не отвлекло меня от захватывающего чтива, и я со все возрастающим интересом углубляюсь в потрясающие подробности интимной жизни всеобщего любимца, как вдруг до моего слуха доносится звук, похожий на шипение испускающей дух шины.
— Не надо так сильно вздыхать, — советую я, не глядя на своего вечно страдающего от многочисленных недугов сотрудника, — а то бумаги разлетятся.
В ответ на подобные замечания Пинюш Развалина, дабы не уронить достоинства, обыкновенно пускается в нудные объяснения, провоцирующие, естественно, новые подковырки на его счет. Но на этот раз он остается безмолвным, как минута молчания во время конгресса глухонемых. Тогда я поднимаю на него глаза, вернее, в направлении, где, судя по вздоху, должен быть Пинюш, и с удивлением констатирую: в поле моего зрения нет абсолютно ничего, хотя бы отдаленно напоминающего человеческий силуэт. Мой старичок, хоть и полупрозрачен, подобно истонченному временем пергаменту, но все же, как ни крути, материален, а тут совсем исчез. Исчез напрочь. Испарился. Растворился без остатка!
Не веря своим глазам, я вскакиваю, огибаю стол и вижу Пино, растянувшегося на грязном полу. Его нос уткнулся в раскрытый номер «Средиземной утки» — газетенки, издающейся для тех французов, чей интеллектуальный уровень ниже… Впрочем, не будем об уровне, замнем для ясности. Старичок, не иначе, слетел с катушек. Уж не отдал ли богу душу? Что ж, с него станется, при его-то физическом состоянии.
В смятении бросаюсь к нему и переворачиваю на спину. Пино явно жив, ибо напряженно морщит лоб с налипшим окурком, открывает мутные глаза, а отвислые усы принимают форму буквы «О».
— Черт возьми, что с тобой, Пинюш? У тебя начался климакс? — встревоженно спрашиваю я, отрывая беднягу от пола без малейшего, труда, что неудивительно, учитывая его вес. Есть же, в конце концов, музыканты, играющие на тубе или геликоне на ходу.
Я укладываю цыплячью тушку Пино на кресло — единственное украшение моего кабинета, — великолепное сиденье которого вращается на манер суперсовременного биде. На деревянном подлокотнике ушлая рука Берюрье в запальчивости нацарапала: «Смерть дуракам!» Попадись этот глубокомысленный афоризм на глаза начальству, и дальнейшая карьера моего помощника окажется под сомнением, поскольку нельзя ответить однозначно на вопрос, кого он имел в виду.
Его Старческое Величество медленно приходит в себя.
— Пить… — лепечет оно.
Я опрометью кидаюсь к шкафу Берюрье, обнаруживаю, к счастью, вино и протягиваю бутылку Пинюшу. Старик делает приличный глоток и скашивает глаза на валяющуюся на полу газету.
— Может, доктора позвать? — спрашиваю я участливо, глядя, как вино слегка окрашивает его дряблые щеки.
Пино грустно качает головой, как китайский болванчик в трауре.
— Нет… Невероятно!
— Что невероятно? Что ты потерял сознание? Может, это от давления? Или ты вчера перебрал? Так ничего удивительного!
— Газета! — бормочет он с жаром.
— Что газета?
— На первой странице, читай.
Я поднимаю с полу газету и разглядываю набранные жирным шрифтом заголовки статей, густо замешанные на лингвистических упражнениях торговцев Общего рынка.
— Внизу! — выдыхает Пинюш.
Внизу, полосы красуется фотография актрисы века Фригид Мордо, чей бюст даже в полуприкрытом виде способен произвести потрясения в рядах консерваторов Великобритании и свести скулы улыбающимся красавчикам на рекламных афишах зубной пасты. А ее ягодицы! Величие рельефа! Гимн выпуклостям! Достаточно тридцати секунд непрерывного показа этих ягодиц крупным планом, и любой стадион можно брать голыми руками! Собственно, контракт от актрисы большего и не требует. Бешеный успех гарантирован. С ее приходом на экран женщины освободились от предрассудков, перестали стесняться в рентгеновских кабинетах и на пляжах. Отныне стало модным и престижным быть в форме и поддерживать свою красоту, используя многочисленные шампуни, кремы, лосьоны и тому подобную дребедень. И чем они дороже, тем лучше! Торговцы мылом, ваш час настал! Всемирная история гигиены делится на два периода: до Фригид Мордо и после! Раньше было необязательно мыть ноги, чтобы сниматься в кино, теперь необязательно сниматься в кино, чтобы вымыть все, вплоть до собственного самолета!
— Ты видел? — кряхтит, сипя внутренностями, Пинюш.
— Да, ее формы действительно впечатляют. Понимаю, почему ты хлопнулся в обморок. В твоем возрасте это может быть очень опасно. Тебе бы лучше почитать что-нибудь религиозное.
— О чем ты говоришь? — плаксиво кривится он. — Читай третью страницу!
Читаю и чувствую, что волосы у меня на башке встают дыбом.
Лауреатом нашего конкурса стал инспектор полиции господин Пино! Ему присуждается наш, главный приз — «Дом твоей мечты!»
Я мгновенно столбенею, как жена Лота, оглянувшаяся назад.
— Вот это да… Так ты, значит, сорвал приличный куш?! И твою физиономию теперь будут знать все от мала до велика! Еще бы, счастливчик года! А ты уверен, что ты — этот самый Пино?
Поскольку в таких случаях полагается музыка, после произнесенной мной тирады вместо фанфар на столе начинает торжественно звонить телефон. На другом конце провода мадам Пино, в состоянии шока (или грогги, как говорят американские комментаторы боксерских матчей), требует своего законного супруга. Она не знает, что делать, — журналисты, и среди них, естественно, корреспонденты «Утки», заполонили их
