— Ты вряд ли это будешь, — сказал Роман и объяснил: — Это — маниока, сущая ерунда, как хлебные крошки, а это — перец малагета, от которого язык сворачивается в трубочку, а лицо просто исчезает.
— Острый?
— Сущий огонь.
— Думаешь, я не выдержу?
— Смотря каким способом ты будешь…
Слова «в рот, конечно» вырвались у нее прежде, чем она начала смотреть на танцующих людей, мелькавших под лучами мощных прожекторов.
Разнообразие нарядов поражало, в Америке такого не увидишь.
Поблизости была девушка в белоснежном шелковом жокейском наряде, даже с кнутом в руках. Другая была в оранжевой тоге с разрезами по всей длине, надетой на жесткое льняное платье, из-под которого виднелась полоска шелковых трусиков. При энергичных движениях бедрами платье задиралось так, что становился виден пупок.
Да, похоже, Портия просто скромно оделась. Сколько здесь нарядов, которые можно просто принять за нижнее белье. Не каждый догадается. На одной негритянке был белый кружевной комби-дресс, туфельки на шпильках и все. Белые нити светились в темноте, вспыхивая и мерцая, как будто были сделаны из электричества. Казалось, если свет вдруг вырубят, она останется просто без ничего.
Музыка была незнакома Портии — латиноамериканская, пульсирующая. Танцующая толпа двигала в лад и не в лад бедрами, руками, поводила плечами.
Многие мужчины были в свободных или расстегнутых рубашках с цепочками на шеях, в узких брюках. Некоторые женщины тоже расстегнули блузки. До пояса. И кругом торчали, сверкали, выглядывали соски всех форм и оттенков — от нежно-розовых до темно-коричневых. Попадались и серебристые, и позолоченные, выделенные даже зеленой, белой краской… Это была настоящая выставка.
— Никогда не видела такого количества… э… точек, — пытаясь перекричать шум, сказала Портия, главным образом, чтобы скрыть смущение.
— Что ты имеешь в виду? — прокричал Роман в ответ. — Груди? Что-то я не заметил ничего особенного. Правда, для себя я присмотрел славную парочку.
Портия посмотрела на свою грудь. У нее почти ничего не было заметно. Платье скрывало соски, но все же было очевидно, где они. Что-то витало в здешнем воздухе. Столько призывно раскованных женщин, столько мужчин, часто физически откликающихся на эти призывы… Казалось, что дело близится к завершающему массовому оргазму. И на эту подогретую эротическую почву упала еще одна капля…
— Потанцуем? — наклонился к ней Роман.
Но вдруг музыка остановилась. Танцующие расступились. Хозяйка дискотеки — дама в глубоко декольтированном платье, открывающем на всеобщее обозрение две пухлые розовые груди, — сказала в микрофон несколько фраз на немецком, затем на таком плохом французском, что Портия ничего не поняла, и, наконец, на английском: «Дамы и господа! А теперь — ламбада! Позвольте представить: Рауль и донна Пробида! Спасибо!»
В полной тишине в лучах прожектора показались двое. Лицо Рауля напоминало сморщенное яблоко. На нем был костюм тореадора, только надетый на голое тело. Донна Пробида выступала в высоких черных сапогах, вокруг бедер была завязана черная атласная шаль с кистями, завершал все черный жакет болеро, стянутый на груди серебряной цепочкой.
Костюм Рауля пестрел всеми цветами радуги.
Все взоры впились в танцовщицу, подобную черной пантере. Партнер откинул гриву густых черных волос. Лицо его могло показаться безобразным, но его кошачья пластика поражала естественностью и страстью.
Движения женщины были легкими, почти незаметными. С вожделением смотрела она на Рауля, тело ее начало подрагивать. Это была чувственная дрожь, напомнившая Портии самые глубокие сексуальные ощущения — те, которые возникают не до и не после, а на самом пике экстаза, те, от которых, кажется, сердце останавливается.
Когда такое было с ней в последний раз? Давно, очень давно.
Тело донны пульсировало в такт музыке. Казалось, что звуки исходят из самой женской плоти, страстной и жадной. Шелковистая юбочка-шаль стала почти невидимой из-за ритмичных, волнообразных движений, потом начала струиться вниз, как бы вслед за музыкой, все ниже, ниже — и упала.
Тонкий луч света выхватил из темноты выпуклый треугольник между ног, прикрытый тонким черным блестящим лоскутком, под которым было живое, волнительное, алчущее чрево.
Бедра Портии чуть судорожно сжимались.
Ритм музыки изменился. Мужчина Рауль и женщина донна Пробида — запретная женщина — слились воедино. Совокуплением назвать это было бы слишком, однако…
Ноги ее обвились вокруг его торса, лаская спину, талию, ягодицы, бедра. Женщина резко откинулась назад, волосы ее волной упали до самого пола. Серебряная цепочка-замочек лопнула, полностью обнажив грудь. Бедрами она теперь крепко сжимала его ногу.
Со змеиной гибкостью она просто «струилась» вокруг его тела, умудряясь ногами касаться даже шеи партнера.
Непонятно было, то ли он вдруг поднял ее высоко наверх, то ли она сама взлетела, но в то же мгновение она начала медленно сползать вниз спиной к спине, как бы стекая по нему все ниже, ниже, распластавшись в конце концов на полу в своем распахнутом жакетике, с торчащими в стороны сосками.
Номер длился пять-десять минут, не больше. После него атмосфера в зале накалилась. Портии стало жарко, даже душно. Она покрылась испариной. Была ли это просто испарина из-за духоты?
— Потанцуем? — услышала она хрипловатый голос Романа.
Портия почувствовала, как что-то обжигающее разорвалось и запульсировало глубоко-глубоко, в самом сладком уголке живота. И прежде чем она попыталась что-то сказать, он обнял ее сзади, взял за руку.
Движения танца были несложными. А уж движения партнера были совершенно естественными.
Портия телом ощущала его эрекцию. Упругий, горячий, бесподобно длинный член его удобно устроился посреди ее мягкой ямки. Многие мужчины и раньше прижимались к ней во время танца, но сейчас Портия не ощущала ни грубой настойчивости, ни похотливости. Роман не стремился опередить события. И мучительно-сладкая пустота у нее внутри все настойчивее требовала заполнения…
И уже Портия заметила в себе ответный жар и трепет, прижалась смелее и крепче, шире разведя ноги, так что застежки по швам юбки поехали вверх, почти полностью обнажив бедра. Вот уж ерунда! Другие девушки открывают же ноги совсем, а почему бы ей так не сделать? Тем более, есть что показать.
Роман склонился к нежной ямочке между шейкой и плечом, прошептал что-то. Это легкое прикосновение таким током пронизало кожу, что Портии пришлось сделать усилие, чтобы уловить смысл слов.
— Да, я буду… Да, идем, — шепнула она в ответ.
Музыка играла и в лифте. Портия никогда прежде не танцевала в лифте, если это можно было назвать танцем. Тут он в первый раз поцеловал ее. Краткое прикосновение губ только разожгло аппетит. Пряный язычок лишь скользнул и исчез.
Этаж, дверь, ключ — все это было как-то смазано. Она сбросила платье, он сорвал одежду. И вот она разметалась посреди кровати — сладострастно, бесстыдно, алчуще, разбросав руки, широко раскинув бедра.
Он замер над ней, не касаясь, смотрел и смотрел, и кожу ее покалывало от такого взгляда. Тела их рвались друг к другу и в то же время стремились продлить наслаждение ожидания. Губами она ощущала его рот, которым он поглощал ее всю, как бы втягивая, всасывая ее чувственную кожу.
В момент передышки она спросила:
— А что ты теперь будешь со мной делать?
Глаза его осветились внутренним светом — он понял. И сказал, что же он все-таки собирается делать с ней, и потом, делая это, говорил, что он делает. Отрывая на мгновение губы от ее кожи, он говорил, что
