уединение… Что может быть романтичнее? Розали чувствовала, как поддается гипнозу примитивного великолепия природы в сочетании с утонченной роскошью, как уходят страхи перед предстоящим. Наверняка именно на это и рассчитывал столь опытный искуситель, как Адам Кэйзелл.
Он выглядел безумно сексуальным в белой рубашке из тончайшего хлопка навыпуск, застегнутой всего на две нижние пуговицы, что подчеркивало ширину его мускулистых плеч и груди. Просторные белые брюки, низко сидящие на узких бедрах, наводили на греховные мысли… Один рывок вниз, расстегнуть две пуговицы и… У Розали пересохло во рту, когда она представила его полностью обнаженным.
— Вы часто приезжаете сюда, Адам? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Как только почувствую необходимость вырваться из круговерти дел. Идеальное место, чтобы расслабиться и сбросить груз забот, не находите?
— Это ваш любимый дом?
Ответу предшествовала чуть насмешливая улыбка.
— Он соответствует своему предназначению. Другие дома имеют свои преимущества. Я по природе своей путешественник. Как и вы, Розали. — Его взгляд впился в ее лицо, как бы призывая признать их сходство, давая понять, что между ними существует не только физическое притяжение.
Это ничего не значит, быстро напомнила себе Розали.
— Я путешествую не ради удовольствия, Адам.
— Я знаю, — неожиданно мягко ответил он. — Что вы делали в Таиланде?
Розали непроизвольно нахмурилась. Как много он знает о ней? О ее благотворительной деятельности? Впрочем, он сам видел ее с детьми-сиротами в Пномпене. Ничего плохого не случится, если она ответит ему.
— Вы сами сказали Кейт, что недавно были в Таиланде, — напомнил он.
— Я ездила к своему брату Джозефу. Он заведует сиротским приютом в Бангкоке. Джозеф сам был сиротой, прежде чем его усыновили наши родители.
— Значит, Джозеф из Таиланда, Цун Ши — из Китая, Рибел — англичанка, Закари Ли — американец, а остальные? Рибел говорила, что вас в семье четырнадцать.
Его любопытство было вполне естественным, тем более он уже был лично знаком с некоторыми членами ее семьи, но Розали прекрасно понимала, что главный его интерес — кто она, откуда. Ей не хотелось рассказывать лично о себе, но своей семьей она гордилась, гордилась своими родителями, давшими четырнадцати детям шанс в жизни, показавшими, какие прекрасные результаты могут дать любовь и забота.
— Тиффани Макана — с Фиджи. Тиффани была единственной из нас, кого удочерили младенцем. Ее оставили на ступенях церкви. Кэрол Тай удочерили самой старшей, когда у нее уже был собственный ребенок, сын Алан. Она из Вьетнама. Сюзен Гриффит — из Канады. Том — коренной австралиец, абориген. Все они и Закари Ли осели в Австралии.
— Я насчитал девять, — заметил Адам.
— Мухаммед и Лия — из Индии. Они вернулись на родину, работают в Калькутте. Мухаммед — доктор, Лия — медсестра. Шасти — из Эфиопии. Она сейчас в Африке, работает в ЮНИСЕФ, Фонде ООН помощи детям. Ким — из Кореи, сейчас он в Гонконге.
— А вы?
— Меня привезли с Филиппин.
— Но вы не коренная жительница Филиппин, — с уверенностью заметил он.
— Я родилась там. Моя мама была наполовину филиппинкой, наполовину американкой.
— А отец?
— Я ничего о нем не знаю, кроме того, что он служил на американской военной базе в Маниле. И что он был высоким.
— Вы его помните?
— Нет.
— А по фотографиям?
— Мои родители не были женаты, Адам, — сухо сказала Розали, желая прекратить этот разговор. — Моя мать была незаконнорожденная, каковой стала и я. У нее не было семьи, которая могла бы взять меня на воспитание после ее смерти.
— Сколько вам было, когда она умерла?
— Семь.
— Вы стали сиротой?
— На Филиппинах много бездомных детей. Я бы не хотела говорить об этом периоде моей жизни. Расскажите лучше о своей семье, Адам.
— Моя семья — это Кейт. Мои родители умерли. Я был единственным ребенком. Полагаю, мое происхождение можно считать привилегированным, если подразумевать под этим, что у меня было все, что можно пожелать, и я учился в лучших школах. — Его губы скривились в насмешливой улыбке. — Мои родители гордились мной, но на расстоянии. Я был эдаким кукушонком в собственной семье, и они попросту не знали, что со мной делать.
То есть вы всегда шли по жизни своим путем, — задумчиво заметила Розали, вспомнив, что еще при первой встрече в Дэвенпорт-Холле она почувствовала его внутреннее одиночество.
— В жизни мне посчастливилось встретить много хороших людей. Так же, как и вам посчастливилось встретить Джеймсов. — Он поймал ее взгляд и удерживал его несколько долгих секунд. — Но, безусловно, главным был внутренний стимул. Нет предела тому, к чему можно стремиться в этой жизни. Согласны, Розали?
Сердце Розали встревоженно заколотилось в груди. Этот мужчина слишком приблизился к ней, но это была не сексуальная близость, к которой она себя готовила. Пора вернуться к тому, чего они оба хотели и ждали друг от друга.
— Не могу не согласиться с вами. В моей работе с детьми, к сожалению, всегда найдутся те, кому нужна помощь. Но вы, Адам, могли бы давно почивать на лаврах. Что последует за международными авиалиниями? — Розали поднялась со стула и подошла к перилам веранды, вдыхая полной грудью густой тропический воздух. — Вы могли бы просто наслаждаться всем этим.
— Я и наслаждаюсь. Но ничегонеделание очень скоро наскучило бы мне. — Он тоже поднялся со своего стула и подошел к ней. — Есть много мест на земле, где я еще не был, много дел, которые не перепробовал. Розали, вы думали когда-нибудь о том, чтобы осесть на одном месте и пустить корни?
— Мы говорили о вас, Адам, — поспешно запротестовала она.
А я говорил о том, как много у нас общего. И не важно, сколько мест на свете, где мы оставляем наши чемоданы. Настоящая наша жизнь — внутри нас самих. И у вас, Розали, и у меня.
— Я думаю, это свойственно всем людям, — заметила она, чувствуя, как он оплетает ее своими сетями, настойчиво объединяя их в нечто единое.
— Многие люди привязаны к тем или иным вещам: к стране, дому, семье… Они становятся смыслом их существования, корнями…
Он стоял очень близко, и каждый нерв в теле Розали вибрировал от такой близости. Скоро он дотронется до нее. Неискушенная, она понимала, что это случится в любую секунду. И это была основная причина, зачем он пригласил ее сюда. А все эти разговоры… Ни к чему они.
Адам взял ее руку в свою теплую и большую ладонь.
— Прогуляемся?
Он зовет ее прогуляться?
— Я ожидала от вас не этого, — выпалила она, идя рядом с ним по дорожке, ведущей к пляжу.
— А что плохого в обычной дружеской прогулке? — с веселой насмешкой спросил он.
— Мы не… друзья. — Розали не смогла скрыть дрожь возбуждения в своем голосе, слишком остро ощущая их физический контакт. Даже при своей неопытности она весь ужин чувствовала мощнейшие сексуальные токи, пробегавшие между ними за обедом. — Только не говорите, что вы жаждете моей… дружбы, Адам.
— Любовники тоже могут быть друзьями, Розали. Особенно, когда между ними много общего.