занималась с Пией:
— Это был урок или развлечение?
— Думаю, что для четырехлетнего ребенка занятия нужно проводить в форме развлечения, особенно занятия музыкой, если не хотите, чтобы это вызывало у него отвращение. Девочка очень восприимчива.
— Да? — скептически пожал он плечами, будто не смел надеяться, что его дочь заинтересуется музыкой. Это же просто смешно!
— Джино, она очень умная, способная девочка, желающая учиться. Она вцепилась в то, что мы быстро играли, и ей это понравилось. Думаю, вам следует обучать ее музыке.
— Когда подрастет, — подумав минуту, сказал он и покачал головой.
Ну да. Когда Пия будет завалена школьными заданиями, а искру удовольствия и любопытства полностью затушит серая форменная одежда и строжайшая дисциплина. Именно тогда ты обрушишь на нее бесконечные гаммы и упражнения на развитие пальцев. Но, как мы договорились вчера, это не мое дело, так что я лучше заткнусь, размышляла Роксана.
— Кстати, вы хорошо играли, — прибавил он, отвлекая ее от этих мыслей.
— Не настолько, как мне хотелось бы. Мне нравится музыка, но я начинаю понимать, что… — она остановилась, вспомнив слова Харлана о своем голосе и о том, что сейчас выдает себя за другую, и быстро прибавила: — Моя настоящая любовь — это сады, конечно.
— Расскажите мне про весь план, — попросил он.
Полчаса спустя Роксана была почти уверена, что получила удовлетворительную отметку за экзамен. Она спросила Джино, был ли у него сад в Риме, и он ответил, что его римский сад представлял собой картину, написанную масляными красками, висящую на стене. Нечто из французской школы импрессионизма. Он поинтересовался ее выбором профессии, открыто удивляясь необычному сочетанию скучных исторических исследований с работой под открытым небом.
Зная сестру, Роксана отвечала, как приятно стоять перед цветущим кустом желтых роз, которые вывезли из штата Орегон поселенцы, чтобы распространить их на Западе.
Упрекаемой бывшим мужем в болтливости Роксане сегодня следовало говорить, что она и делала. Джино слушал ее, Пия играла на солнышке.
— Впечатляет, — сказал Джино, когда Роксана закончила.
Она расслабилась и тут же сболтнула:
— Я бы сделала по-другому.
— Но это же вы сделали, — Джино озадаченно посмотрел на нее.
— Я имею в виду, если бы это был мой сад, а не ваш.
— Расскажите, что вы имеете в виду, — он нахмурился. — Как это — по-другому?
Он стоял в конце длинной, обращенной на юг стены, которая граничила с частью сада в английском стиле, обрамленной гравийной дорожкой и возвышающейся над начинающими зеленеть виноградными лозами. Пия бросала гравий в сторону виноградных лоз. Это место обладало завораживающей красотой, но оно находилось в конце стены, в результате его не было видно ни из основного сада, ни с террасы, ни из дома.
Роксана с сознанием долга уже объяснила Джино, как она представляет себе посаженные в одну линию розы у стены — яркие и пахучие, — Согласно плану Ровены.
— Ну… — осторожно сказала она. Что теперь делать? Отступать? Обмануть Джино? Выхода нет, нужно идти вперед. — Я имела в виду, что, хотя исторически античные розы являлись частью основного сада, было бы лучше посадить их у этой стены.
— Да?
— Видите ли, изначально… согласно желаниям семьи, я пыталась объединить… исторический размер основного сада с… художественным взглядом, но в некоторых случаях это могло означать, что цель не выполняется. В то время как… — она глубоко и отчаянно вздохнула, — если выполнить стену в виде отражения эпохи, мы могли бы создать увлекательный исторический экскурс в историю эволюции сортов роз, начиная с шестнадцатого века и заканчивая чайными гибридами года… если посадить их вдоль всей стены. А в основном саду мы посадили бы нечто броское. — И, перестав на мгновение изображать сестру, добавила от себя: — Мне нравятся яркие акценты в саду, а вам? Цвет, запах и броскость, — продолжала она, зная, что уже слишком поздно останавливаться и нужно преподнести эту идею как следует. — Сад, чей запах вы можете чувствовать. Сад, который можно видеть, чувствовать и любить.
Джино выглядел озадаченным.
— Отчего же вы не предложили такой план сразу?
— Так вам понравилась идея?
— Да. Очень. Вы правы. Нужно разделить историю и яркие посадки. — И повторил: — Отчего же вы не предложили этого ранее?
— Я думала… во время встречи… Вы хотели…
— Не помню, чтобы я так говорил.
— Франческо…
— Франческо, конечно, мог так сказать, но вряд ли он хорошо подумал. А не поздно переделать план? Потребуются совсем другие розы, а не те, что вы заказали? И сколько? Каков ваш график посадки?
— Мне нужно посмотреть записи. — И позвонить Рови, отметила Роксана.
— Дайте мне ответ как можно скорее. Ваша новая идея мне нравится гораздо больше.
Он уже направился к дому, зовя Пию, но та не шла, а продолжала бросать камешки гравия.
— Пия, пора домой, — сурово сказал Джино. — И без всяких глупостей!
Пия не слушала.
— Идите в дом, — сказал Джино Роксане, сжав губы. — Я займусь ею.
Войдя в дом, Роксана услышала отдаленные вопли разочарования Пии и узнала от экономки, что ей звонил Франческо.
— Я позвоню из своей комнаты.
Исступленно порывшись в записях Ровены, она нашла его номер в Риме.
— Привет, Франческо!
— Ты вернулась? Так приятно слышать тебя, — тяжело дыша, произнес он в трубку. — Я не беспокоил тебя в Лондоне, зная, что тебе нужно время. Но я скучал по тебе, как цветок по дождю. Ты скучала по мне, дорогая?
— Я думала о тебе…
— Ты приняла решение?
— Решение о… — Роксана замолчала, надеясь, что Фарнческо закончит за нее, хотя прекрасно знала, о каком решении он говорит.
Франческо расценил ее колебание как нежелательный ответ.
— Разве я дал тебе мало времени? Позволь сказать тебе, моя американочка, что в определенный момент упорство женщины перестает вызывать интерес мужчины и начинает только раздражать.
Роксана вспомнила долгий и слезный разговор с Рови в Лондоне, когда они обсуждали детали сада Ди Бартоли. Она подумала о сомнениях Рови, отчаянных сомнениях, что чувствует она сама и чего хочет Франческо. У Франческо есть невеста. Он наговорил пламенных, романтичных слов Ровене, но любит ли он ее? Сможет ли он порвать с Марселиной и желает ли его Ровена?
— Я не могу, Рокси, — сказала тогда Рови. — Не могу дать ему то, что он хочет. Я так запуталась. Я хочу, чтобы он понял, но в душе…
Франческо не знал о болезни Рови, ее строгих принципах, наивной вере в счастливые браки, чрезмерных попытках порадовать всех, кто ей небезразличен, решимости не огорчать его невесту. А он еще говорит о раздражении!
— Ты хочешь получить ответ прямо сейчас? — спросила его Роксана.
— Я жажду его! Я хочу тебя. Марселина ничего не значит для меня. Я женюсь на ней, потому что обязан своей семье, но ты всегда будешь…
— Вот мой ответ: катись от меня подальше! Такого решения достаточно?
— Ровена…
