могилой.
В тейнемисе, месяце Огня, в Башне только и разговоров было, что о готовящейся свадебной церемонии. Леди Персефона, дочь лорда Вальтасуса и леди Артемизии, готовилась выйти замуж за юного наследника Пятого Дома; церемонию назначили на сорок второй день после летнего Солнцестояния. Поговаривали, что свадебный торт будет украшен фигурками из настоящего сахара, который доставят на кораблях с Тенагайнских островов, и что кондитер прибудет не откуда-нибудь, а из самого королевского города Каэрмелора, специально для этой оказии.
По случаю готовящегося торжества на слуг взвалили тяжкое бремя внеурочной работы. В ответ на их жалобы Бранд Бринкворт рассказал однажды вечером забавную Историю об одной весьма добродетельной и удачливой крестьянке. Как-то раз эта женщина проснулась и увидела, что вся работа уже сделана за нее: коровы подоены, куры накормлены, масло сбито, дом вычищен сверху донизу, огонь весело горит в печи, а на нем булькает горшок с кашей.
Так продолжалось какое-то время. Но потом крестьянку стало разбирать любопытство: кто же помогает ей, у кого такое доброе сердце? И вот однажды ночью она встает с постели и тихонько приоткрывает дверь. Вообразите себе ее удивление, когда она увидела, что по всему дому снуют крохотные гномики в зеленых колпачках: подметают, убирают… в общем, наводят лоск. Добрая женщина заметила, что одежка на гномиках довольно простая и потрепанная. Прямо с утра крестьянка принялась шить и трудилась не покладая рук всю неделю, пока не приготовила кучу малюсеньких нарядных обновок. Вечером она развесила их в кухне, а ночью снова поднялась с постели и приоткрыла дверь спальни. Гномики были в восторге от подарков: сразу же надели их, начали прыгать, плясать и веселиться. Но вдруг все как один с громким вскриком исчезли. И добрая крестьянка никогда их больше не видела.
— Вот безмозглая баба! — воскликнула судомойка. — Любому дурню известно, что явные на дух не выносят благодарности за свои добрые дела. Для них подарок или похвала — самое настоящее оскорбление!
— Да нет же, — возразила ей другая судомойка. — Ручаюсь, они исчезли потому, что посчитали себя слишком благородными, в таких-то одежках, чтобы делать черную работу.
Бринкворт сказал, поглаживая седую бороду:
— Простые люди всегда спорят об этой Истории. Благодарить или не благодарить? Многие скажут — это как кость, брошенная собаке. Если хотите знать мое мнение, то благодаря подаркам человечки узнали, что за ними подсматривают, а нежить этого не любит, как явная, так и неявная. Потому-то они и исчезли.
— Будь я проклят! Пусть только эти гномики появятся у нас в Башне: я зашибу любого, кто вздумает подсматривать или, упаси его Звезда, отблагодарит, — заявил Реннет Тайбоун. — Меня в жизни никто не благодарил — вот и этих мудреных тварей незачем. Хотя, сказать по правде, я ни разу их не видал, так что, думаю, все это россказни для баб и ребятишек.
— Да ведь Башня Исс со всех сторон окружена рябиной, железом и чародеями, — пояснил Бранд Бринкворт. — Сюда не проникнуть никакой нежити, если, конечно, она не
— То, что я знаю, вовсе не россказни, — сказал конюх Терон Жоуб, облизнув губы. — А чистая правда.
Обитатели кухни поежились и на всякий случай теснее прижались друг к дружке. Жоуб был знаменит своими жуткими Историями, он и саму грязь замарал бы, если б она слишком весело сверкала на солнце. На руке у него не хватало двух пальцев, и Жоуб никогда не рассказывал почему — зато он бережно хранил эти пальцы в баночке с рассолом. Несомненно, это добавляло мрачных красок к его и без того зловещей репутации. Как-то само собой вышло, что слуги прозвали его «Терон Жаб».
Итак, вышеописанный конюх с большим наслаждением начал свое повествование:
— Я говорю про Хищника из Бойлача, который часто бродил в окрестностях ущелья Эйлаг в Финварне.
— Часто бродил? Он что же, исчезал куда-нибудь?
— О да — когда утолял жажду крови. Но каждую ночь из ущелья доносились такие пронзительные вопли и жуткие завывания, что кровь стыла в жилах, и всякий, кто их слышал, в панике стремился укрыться, наглухо захлопнув за собой все двери и ставни в доме.
— Как он выглядел?
— Иногда он оборачивался одноногим человеком, иногда — самым обычным человеком, а иногда — серым псом или отвратительным лохматым зверем, вид которого нельзя и описать. Подкрадывался он к своим жертвам бесшумно, и никто в тех краях не осмеливался выйти из дому с наступлением темноты. Наконец Хищник получил то, что ему было нужно.
Рассказчик сделал паузу для усиления драматического эффекта.
— Что, Жоуб, что? — взмолились слушатели.
Тот бросил быстрый взгляд через плечо и доверительно понизил голос.
— Однажды утром, — почти шепотом продолжал он, — у дороги нашли безжизненное тело, пронзенное в двух местах. Обе глубокие раны — одна в боку и одна в ноге — были плотно зажаты ладонями мертвого путника. Ходили слухи, что повреждения слишком странные и чудовищные, чтобы быть делом рук человека. И в самом деле, только Хищник из Бойлача мог совершить подобное, тем более что с тех пор он навсегда покинул ущелье Эйлаг и никогда не возвращался.
— Туда, может, и не возвращался, зато сейчас бродит где-нибудь еще, — заметил Тайбоун, который до этого скоблил заскорузлые пальцы овощным ножом. — Я слышал, вблизи от Глин Рушен, в пещере под Великим Водопадом, водится сам Бугейн, и уж от него-то им вовек не избавиться.
— Это же бык-водяной, разве нет? — уточнил, вмешиваясь, истопник.
— Ну да. Он не явной породы, друг мой, вовсе нет, но все равно бык-водяной. Чрезвычайно опасный и свирепый. Изредка он принимает вид человека, хотя обычно это огромный черный телок, который выпрыгивает из водопада и бродит по дорогам, издавая странные звуки вроде скрежетания цепей.
В это время один из лакеев загремел цепью от котла, в котором тушили мясо. Все, как один, подскочили на месте.
— Ах ты, гнусный шут! Да я тебе челюсть сворочу! — в негодовании закричал Тайбоун.
Слугам едва удалось успокоить Рассказчика, и в конце концов он продолжил.
— Эту Историю я услышал недавно, от странствующего торговца из последнего каравана. Одна девушка работала в огороде — не помню точно, кажется, собирала редис, чтоб заготовить на зиму, а дом ее находился неподалеку от Грин Рушен. Вдруг примчался Бугейн в человеческом обличье, хохоча во все горло, схватил ее, забросил к себе на спину и, прежде чем родители девушки опомнились, бросился вместе с ней к водопаду. Но девица не растерялась — в руках у нее все еще был нож, которым она обрезала ботву редиса.
По дороге она перерезала завязки своего фартука и, сумев освободиться, помчалась домой быстрее ветра, всю дорогу боясь, что тварь последует за ней.
— Это чем-то напоминает один рассказ про Итча Уизже, — задумчиво проговорил помощник младшего эконома. — Кажется, неплохая идея — носить фартук там, где кишмя кишат водяные твари.
— Да уж, в переднике ты будешь настоящим красавчиком! — фыркнула ключница.
Тут оживился тугоухий хранитель погреба с морщинками в виде куриных лапок в уголках глаз.
— А как насчет Тресли Ку из деревни Тресли в Эльдарайне? Вреда он почти не делает, зато какой проказник! Уж этот-то никуда не исчезнет!
— Честное слово, надеюсь, что нет! — воскликнул помощник младшего эконома. — О его проделках столько рассказывают! Любит он подшутить над нашим братом, да еще всякий раз ржет, как сивый мерин.
— Я знаю одну хорошую Историю про Тресли Ку, — вызвалась горничная с ямочками на щеках. — Как-то раз двое парней из Тресли назначили свидание своим возлюбленным на Коровьем лугу. Вечерком юноши пришли, как было условлено, но что же вы думаете? На другом конце луга уже маячили спины удаляющихся красоток. Сколько парни ни кричали им вслед — ни одна даже не обернулась, пришлось бросаться вдогонку. И вот бегут они две мили, три мили, мчатся что было мочи, а догнать не могут! При этом парни смотрели больше на своих лапочек, чем под ноги, и напрасно, потому что вдруг очутились по колено в грязном болоте. Тут в мгновение, девицы исчезают, а на их месте стоит не кто иной, как Тресли Ку, и хохочет во все горло.
