К тому времени найденыш уже знал, что Всадники Бури и в самом деле были ровней королям, образуя особую касту людей, которые рождались для своего ремесла и всю жизнь совершенствовались в нем. Без них передача сообщений была бы невозможна, и ценные грузы не достигли бы ни одного города, поселка в горах или крупной деревни. К представителям клана предъявлялось множество требований, этим делом занимались исключительно Двенадцать Домов.
Как бы там ни было, для парня-слуги не имел большого значения тот факт, что господа разъезжают верхом по небесам. Его терзало другое: душевные страдания и тяжкий повседневный труд. Хотя обитатели Башни не имели проблем с провизией, к найденышу это не относилось. Его пища была скудна, да и той могли лишить за любую провинность либо попросту украсть. Внутренности новичка усохли до такой степени, что кости торчали наружу, словно детали какого-то механизма.
Большая часть прислуги сторонилась безымянного юноши, некоторые испытывали к нему стойкую неприязнь. Несмотря на все старания быть послушным и угодливым, он вечно получал одни тумаки и оскорбления. Найденыш до глубины души боялся своих обидчиков; он весь трепетал и съеживался, увидав поблизости кого-нибудь из них. Жалобы не имели смысла. Все, что ему оставалось, — это терпеть. К коже было больно прикасаться: она вся была в синяках и ссадинах.
Новичка считали полоумным, никто не пытался заговорить с ним, тем более чему-то научить. Одна лишь дочь хранителя ключей была добра к нему.
Девушку звали Кейтри, ей было не больше двенадцати весен. Когда она впервые увидела найденыша, тот натирал медную ручку двери и плакал, роняя слезы прямо в воск. Сначала она, как и все остальные, отшатнулась от уродца, затем преодолела свой испуг, посмотрела на парня еще раз — и ее взгляд смягчился, как если бы она увидела не слабоумного калеку, а раненое животное, нуждающееся в помощи.
— Почему ты плачешь? — спросила она.
Найденыш только покачал головой. Девушка заметила, как свободно болтается туника на его исхудавшем теле, и стала время от времени носить парнишке кусочки черствого хлеба и подгнившие яблоки. Кейтри была единственным человеком, который по-настоящему говорил с юношей. Это она поведала ему о великолепных Летучих кораблях, бороздящих небеса и иногда причаливающих к Башне Исс.
Со временем благодаря подслушанным разговорам, личному опыту и редким снисходительным объяснениям найденыш получил более ясное представление о своих хозяевах. Добрую половину сведений он услышал, посещая кухню, где каждый вечер собиралась прислуга, чтобы поделиться друг с другом удивительными историями. Так подопечный Гретхет начал постигать тот чудесный, полный опасностей мир, который открывался за воротами Башни.
Кухня для прислуги насквозь прокоптилась печным дымом и пропахла шалфеем. Вечерами все хлопоты здесь прекращались, и наступал покой. Огонь в камине, где можно было целиком зажарить быка, чуть теплился, остывая после дневной суеты. В углу у дымохода лежал позабытый соломенный щит, пропитанный водой, — им поварята прикрывались от нестерпимого жара и искр, когда крутили дичь на вертеле. Похожие на пушистые головки одуванчиков, мерцали лампы, выхватывая из темноты очертания кухонной утвари: медные сковороды, глиняные кувшины, а также пучки тимьяна и сорго лимонного, чеснока, лука и репы, ломти говядины и головки сыра, свисавшие с потемневших балок крыши подобно неким съедобным ожерельям. На деревянной скамье с кожаной обивкой, рядом с набором всевозможных весов, стоял пустой кувшин из-под пива вместимостью в целый галлон.
На стенах висели медные черпаки, шумовки с ручками длиной более ярда, ковши для эля и неглубокие кастрюльки. Из деревянной с медными обручами бадьи торчала забытая кем-то сковорода. На полках выстроились глиняные мисочки и большие кастрюли бок о бок с жерновами и мясорубками. На столе сгрудилась оловянная посуда, высокие кружки и кувшины с длинными горлышками, а так же огромный бурый котел для похлебки с ковшиком, лежащим на крышке. В медных светильниках оплавлялись свечи, приобретая самые причудливые формы. Тени на стенах превращались в жуткие, неестественные силуэты.
Кухня гудела как потревоженный улей. Судомойки, лакеи, повара и пара ребятишек, сбившись в стайки, вели нестройные разговоры, потягивая горячее душистое хлебово из деревянных мисок. Охотничьи собаки и обезьянки-капуцины устроились поудобнее на полу у очага, почесываясь от блох.
Хрупкая фигурка, проскользнувшая через заднюю дверь в угол, где лежали овощные корзинки, осталась никем не замеченной — еще одна несуразная тень, и только.
Чей-то юный мелодичный голос пел старинную колыбельную:
Качи-качи, люлечка,
Засыпай, малюточка,
Скоро будешь велик,
Станешь в бархате ходить,
Мамушек и нянюшек в золоте водить…
Когда песня была окончена, хранитель погреба предупреждающе откашлялся и сплюнул в огонь. Собравшиеся немедленно зашикали друг на друга в возбужденном ожидании. Достойный Бранд Бринкворт имел заслуженную репутацию старейшего и лучшего рассказчика Историй во всей Башне Исс. В молодости, работая цирковым артистом, он много колесил по Внешнему Миру; его жизнь и необычайные приключения сами давно стали легендой. До сих пор на шее Бринкворта красовалась крученая медная цепочка в виде змея — его самое большое сокровище, отличительный знак Барда.
К тем историям, что веками передавались из поколения в поколение, постоянно добавлялись новые — привезенные в Башню моряками, аэронавтами и торговцами, что прибывали сюда с дорожными караванами. Бывало, одним рассказом наслаждались сотни раз, но и тогда он не лишался своего острого, пряного вкуса, будучи приправлен свежими подробностями.
В основном Истории из Внешнего Мира повествовали о разной нежити. Явные твари в этих небылицах никогда не причиняли смертным вреда, разве что делали их мишенью своих безобидных шуток, а иногда даже волшебным образом выручали в трудную минуту. Но были и рассказы о неявных тварях — злобных существах, главных героях всех ночных кошмаров.
— Кстати, о неявных — без всякой связи произнес Бринкворт. — Рассказывал я вам когда-нибудь о тех временах, когда у озера Корриэврэкан можно было встретить Итча Уизже?
Слуги содрогнулись.
Из всех водяных коней, обильно населявших озера и реки, омуты и океаны Эриса, никто не мог сравниться в коварности с Итчем Уизже, разве что Глейстин, да и то отчасти. Итч Уизже мог принять вид миловидного юноши, но чаще он оборачивался прекрасным смирным жеребцом, сам вид которого так и манил человека оседлать его. Вскочив на такого коня, несчастный необъяснимым образом прилипал к его крупу, и тогда даже самый лихой наездник уже не мог спрыгнуть на землю. Неразумных всадников водяной конь утаскивал в глубину озера и там, свернув им шею, разрывал на кусочки. Лишь немногих избранных прибивало утром волнами к берегу озера.
Обитатели кухни ждали рассказа. Они уже слышали прежде об озере Корриэврэкан, но разве могла наскучить такая история? К тому же блестящий рассказчик Бринкворт никогда не повторялся, всякий раз сочиняя сюжет заново и изменяя его до неузнаваемости.
— Это очень древняя история, не могу вам сказать, насколько древняя, наверное, ей уже тысяча лет, тем не менее все это чистая правда, — начал старик, почесывая колено в месте, укушенном песьей блохой. — Близнецы Иэйн и Каэлин Магрейны, юные сыновья предводителя Западных Островов Финварны, охотились со своими товарищами, когда вдруг увидели великолепного коня, пасущегося на берегу озера Корриэврэкан…
— А где это? — перебил его седенький истопник.
— На Западных Островах, глухота! В Финварне, — зашипела на него одна из ключниц. — Ты что, не слышал?
— Я думал, Итч Уизже водится в Эльдарайне.
— Он бродит там, где захочет, — парировал Бринкворт. — Теперь, если не возражаете, я перейду к моей Истории.
Остальные слуги бросали на истопника хмурые взгляды. Истопник невозмутимо кивнул, и Рассказчик продолжал.
