Битва вечной ночи

девочка уже была по ту сторону изгороди. Еще мгновение — и с криком отчаяния и облегчения одновременно она полетела вниз, в сады Циннарина.

Спутницы принялись звать ее — и дождались ответа, но не того, которого ожидали. В двух шагах от них раздался вой и рык мортаду. Вивиана белкой взлетела на верхушку дерева. Они с Тахгил втянули веревку, и в тот же миг издали снова донесся петушиный крик. В предрассветном полусвете на поляну выбежала стая смертельных духов, жуткой помеси собаки и волка. Окружив дерево, на котором укрылись девушки, мортаду принялись зубами и когтями терзать нижние ветви. С жутких морд сверкали злобой горящие глаза, черная грива на шеях чудовищ стояла дыбом.

Не приходилось сомневаться — это не обычные смертные твари. Давным-давно девочка Ашалинда видела волков Эриса. Щенки возились друг с другом, а родители ласково вылизывали их длинными языками, розовыми, как новорожденные мышата. Подобно прямым и красивым, сильным и вольным соснам, волки тоже обладали благородством и жизненной энергией, неведомой гнусным неявным тварям.

Блекло-серые мортаду казались воплощениями злобы. Они словно сливались со своими тенями, составляли с ними одно неразрывное целое, перетекая из одного состояния в другое. Тахгил с Вивианой завороженно глядели вниз.

— Давай, Виа, — наконец вышла из оцепенения Тахгил. — Лезь. Кейтри нужна наша помощь.

Вивиана поползла по ветви. Тахгил бдительно наблюдала за ней. Стая внизу — тоже. Когда ветка стала уже настолько тонкой, что ползти более не получалось, фрейлина аккуратно повисла на руках, несколько мгновений помедлила — и прыгнула вниз. Когда Тахгил последовала ее примеру, стая мортаду, лишившихся добычи, подняла заунывный вой, но небо на востоке уже стремительно светлело. Первый неверный луч уже пронзил горизонт, и вершины деревьев Циннарина подернулись вдруг летучей зелено-золотистой дымкой. Солнце взошло над дикими садами почти так же быстро, как Тахгил нырнула в их зеленую глубину.

Мортаду разом умолкли и помчались прочь — над долиной словно пронесся порыв черного ветра. По другую сторону древней ограды теплый летний ветер щедро швырял сквозь кроны деревьев пригоршни солнечных бликов, ласкал мягкую траву Циннарина.

Был день Летнего Солнцестояния.

4 ЦИННАРИН Запретный плод

Циннарин, перл долин — светлый летний сад.

Апельсин, мандарин, сливы, виноград.

Мнится мне, по весне зелен твой наряд,

Циннарин, перл долин, знойный летний сад.

Из сборника «Стихи Северного Края»

Тихие ручьи текли по пологим оврагам, разливались теплыми заводями в низинках. А кругом буйствовали сады — много веков не ведая руки садовника, они разрослись во все стороны. Ветер, вода, и птицы на славу потрудились, разнося семена, и вот теперь знаменитые некогда плантации вышли далеко за свои былые границы. Замшелые вековые деревья, успевшие еще застать расцвет Циннарина, теперь таились глубоко в сердцевине густых зарослей, неистового сплетения самых разных фруктовых деревьев, — заросли эти ныне тянулись с юга на север на целых сто семьдесят миль. Деревья росли, плодоносили, старели и падали, разлагаясь на травянистых курганах, чтобы послужить удобрением многим поколениям своих потомков.

В это благодатное время года из целомудренной завесы листвы выглядывали уже спелые бочка ранних фруктов самых разных цветов и оттенков — от стыдливо-золотистого до ярко-алого, иссиня-черного и темно-янтарного. Первые, чуть вяжущие яблоки, вишни, персики, груши, белые и черные сливы так и просились на зубок. Среди них зеленели абрикосы, апельсины, фиги и шелковицы — их пора еще не пришла.

А кругом все цвело, плодоносило, благоухало, всего было вдоволь и даже в избытке. Из ярко- изумрудной зелени выглядывали ягоды малины, ежевики и земляники. Полые деревья, над которыми роились дикие пчелы, сочились медом. Колоски и метелки трав покачивались на ветру, в многочисленных озерцах рос водяной кресс, всюду виднелись фиалки, а одуванчики испещряли луга лужицами пролитой ярко-желтой краски.

— В этих краях хорошо упиваться сладким нектаром, — вздохнула Кейтри. — Объедаться мякотью плодов, чувствуя, как течет сок по подбородку. Есть, пока живот у тебя не раздуется, как парус под ветром.

— Пфа! Безвкусная подделка! — фыркнула Вивиана. — Где же деревья гоблинов?

— Там, где лесные гоблины их находят, — рассеянно отозвалась Тахгил, отрезая кусок веревки себе на пояс.

Кожаный ремень девушки порвался, когда она прыгнула с дерева в Циннарин. Чтобы приберечь металл — вдруг еще понадобится, а заодно чтобы не оставлять следов, она отцепила железную пряжку от нефритового тилгала и закопала разрозненные полоски в глине.

С тех пор как путницы добрались до Циннарина, прошло три дня — три тихих, дремотных дня, напоенных солнечным светом, исполненных покоя и неги. Днем подруги отсыпались на мягкой зеленой траве, а по ночам шли, на ходу поедая фрукты и ягоды. Опасность словно бы отступила в далекие дали, так что у Тахгил оставалась уйма времени думать о Торне — о, как она желала снова оказаться с ним! Порой ей казалось, будто он вот-вот выйдет из-за деревьев, вынырнет из тени легкой грациозной походкой.

Вивиана все так же томилась в плену колдовского заклятия — одна Кейтри беззаботно наслаждалась изобилием лесного края.

Не сходя с места, девочка вытянула руку — на ладонь ей тут же лег персик, весь нежный и пушистый, как будто разрисованный тоненькими полосками разноцветного воска. Через миг сладкий медовый сок наполнил рот Кейтри. Она сидела в укрытии зеленой листвы, а пробивающиеся сквозь кроны лучи предвечернего солнца покрывали ее кожу и волосы пятнышками лимонно-золотистого цвета. Внезапно девочка заметила, что в лесу что-то движется. Не на земле — а в кронах деревьев, на высоте около сорока футов, точно солнечная радуга сгустилась в живых существа.

Множество хрупких тоненьких созданий сновали меж листьев и ветвей. Двигались они быстро и порывисто, так что на первый взгляд их легко было принять за бабочек или птиц. Но даже поняв, что это не так, Кейтри наблюдала за ними без малейшей опаски: во-первых, они не спускались с деревьев, а во- вторых, выглядели совсем слабыми, неагрессивными и милыми.

И в самом деле, эти древесные создания поражали сверхъестественной красотой. Ростом и сложением они напоминали людей, но не походили ни на мужчин, ни на женщин — их отличала мягкая бесполость совсем молодых юношей или девушек. Хотя лица их были того же цвета, что у людей, на плечах оттенок кожи менялся на яблочный бледно-зеленый, темнея книзу и переходя в ослепительно нефритовые одеяния, что струились длинными перламутровыми шлейфами, спадая за голые ножки странных существ.

Создания эти проворно и быстро скользили по деревьям — вперед-назад, вверх-вниз. Солнечный свет поблескивал и отражался от них, как от чешуи стайки маленьких рыбок в море. Прозрачные шлейфы развевались вокруг плавными складками, волнами бледно-розового, шафранного, серебристого и изумрудно-зеленого оттенков. Однако на самом деле то были не одеяния в обычном смысле этого слова, а струящиеся с плеч вуали света или еще какой-то разновидности энергии. Кейтри любовалась их красотой, пока диковинные существа не исчезли в листве.

Странствуя по Циннарину, путницы время от времени щельком замечали этих и других древесных духов, что мелькали среди стволов и ветвей далеко наверху. Временами они взлетали даже над кронами деревьев, но никогда не спускались на землю, вечно поглощенные своими тайными, неведомыми смертным, заботами и делами.

— Это воздушные сильфы, — сказала Тахгил. — Меанви рассказывала мне о таких, они — койлдуины, древесные духи, живущие на солнце. Они красивы, но мысли их закрыты для нас. Кое-кто говорит, они и вовсе неразумны, Как растения, среди которых живут.

Вивиану привычки койлдуинов ничуть не интересовали. — Фрейлина все так же истово жаждала гоблинских фруктов. Беспокойство ее не утихало, ничто не могло удовлетворить девушку, хотя подруги отдавали ей все самое лучшее.

Ах, если бы я знала, как исцелить этот недуг! — с отчаянием думала Тахгил. —