Битва вечной ночи

И мне слеза слепит глаза, и стынет в жилах кровь.

Пора разлук пришла, мой друг.

Увидимся ли вновь?

Плач прощания

— Лежи смирно!

Пронзительный голос Тулли не оставлял даже возможности для возражений.

Тахгил открыла глаза.

Она висела в бездонной глубине небес, насыщенной, темной синеве, пронизанной дымкой туманных звезд. Индиговыми, иридиевыми, иссиня-черными были цвета ночи. Вокруг, насколько хватало глаз, уходили прочь пологие лесистые холмы. Тахгил вдруг закололо между лопатками, ей точно передалась напряженная дрожь земли, на которой она лежала, — черной земли, бегущей на север и восток навстречу черным горам, что высились на фоне сверкающего горизонта.

Вдали, за южными обрывами, над смутно вырисовывающимся на фоне ночного неба острым частоколом еловых верхушек, звезды словно бы срывались, падали за край мира — небесный простор пересекала полоса непроницаемой мглы. Чуть выше пелена растворялась, снова открывая безмолвные звезды.

Опасность — воздух вибрировал ею, но не только ей одной — было в этой вибрации некое возбуждение, затаенное ожидание. Повиновавшись приказу уриска, Тахгил лежала неподвижно.

Через некоторое время Тулли дал отбой:

— Все. Ушли.

— Кто ушел?

— Недобрые твари, — коротко ответил он. — Но никто не знает, когда они надумают вернуться. Намажься грязью, девонька, да погуще — чтобы они не учуяли твоего запаха. И лицо тоже.

Приподнявшись на локте, Тахгил зачерпнула горсть мягкой полужидкой земли, смешанной с черными, точно базальт, листьями. Исполнив наказ уриска, она снова напилась из скорлупки, долгими, радостными глотками вбирая в себя живительную влагу. Тигнакомайре, сейчас в конском обличье, щипал травку неподалеку.

— Какая длинная ночь, — с тихим изумление произнесла девушка, кивая на серебристое величие бездонной запрокинутой чаши над головой.

— Нет, — сказал Тулли. — Во всем мире сейчас сияет солнце. Это Мглица, земля Вечной Ночи.

— Правда? Силы небесные! Я слышала об этом месте — в легендах. Говорят, здесь никогда не бывает рассвета. Но это же полная бессмыслица.

— Со дна очень глубокого колодца всегда видно только ночное звездное небо, — заявил Тулли так уверенно, словно рассуждать о подобных материях было ему не в диковинку. — Даже в самый ясный полдень. А Мглицу с севера ограждает полукольцо высоких гор, а с юга — столбы черных дымов Таптара — а результат получается совсем как в колодце. А по какой-то прихоти местных ветров сам дым сюда никогда не залетает.

— Вечная ночь, — проговорила Тахгил. — Приют ночной нежити.

— Вот именно, — подтвердил уриск. — Милый край. Живи тут еще и люди в уютных домиках, я бы с превеликим удовольствием остался присматривать за чьим-нибудь очагом. Но Мглица закрыта для вашего рода, как и Таптартарат. Много всяких созданий обитает здесь, однако среди них практически нет смертных.

— Но кто-то все же есть?

— Только пленные. Правда, они здесь долго не выживают, — неутешительно добавил Тулли. — — Не следовало тебе приходить сюда, госпожа Меллин. Еще не поздно одуматься, вернуться назад. Водяной конь легко и быстро отнесет тебя обратно в земли людей.

— Не могу. Я должна найти своих подруг.

— Ох, но тут кишмя кишат хобгоблины — так и рыщут среди камней. И прочие, еще более злобные твари. В Мглице для вас слишком опасно, слишком.

— Нимало не сомневаюсь. И все же придется рискнуть. Где крепость?

— За Черным кряжем, прямо посреди безрадостной, угрюмой равнины, лигах в семи к северо-востоку отсюда. Давным-давно принц Морраган выстроил эту твердыню — чтобы иметь убежище, приют, где можно время от времени коротать досуг. Аннат Готалламор, вот как зовется она — Великий Замок Ночи, Черная Крепость.

Аннат Готалламор. Устрашающее название, громовое, рокочущее, как низкий, басовый аккорд какого-нибудь колдовского инструмента. Название, насыщенное страхом, зловещими предзнаменованиями.

— А тебе еще не приходило в голову, — спросил Тулли, — что ты, очень может быть, сама лезешь в искусно расставленную ловушку?

— Приходило. Однако нам пора.

Тахгил поднялась, пошатнулась и снова рухнула на траву.

— У меня совсем не осталось сил. — Она потерла лоб рукой. — Вы не прихватили с собой никакой еды?

— Нет, — гулким голосом отозвался Тулли. — Я принес воду, но здесь нам запасы не понадобятся — родники тут чуть ли не на каждом шагу. Еще я принес огонь из Таптара — видишь? — Он открыл крышку выдолбленного изнутри каменного конуса. Там тускло мерцал жаром кусок огненосной породы. — Это камень, хранящий огонь, — кридтет. Жаркое сердце, так люди называют его. У нас есть тепло и свет, но нет пищи.

— Не важно, — покачала головой Тахгил, снова заставляя себя подняться на ноги.

Она уже и припомнить не могла, когда в последний раз по-настоящему хотела есть, слишком уж силен был владевший ею голод совсем иного рода. Руки и ноги у нее отяжелели, точно были отлиты из чугуна, суставы словно заржавели. Тигнакомайре вскинул голову и вопросительно поглядел на девушку. Глаза его сверкали в ночи двумя золотыми монетами. Тахгил молча кивнула. Он подбежал к ней — и через миг отважная троица снова пустилась в дорогу.

Взъерошенная чумазая всадница, чуть сгорбившись, сидела на красивом пони. Теперь ее скакун шел совсем тихо, как только умеет скакать его колдовской род, — копыта беззвучно опускались на землю, не тревожа и листа серой осоки или стебелька странной стеклянной травы. Вокруг журчали и звенели многочисленные источники и ручьи — ни дать ни взять перезвон хрустальных бокалов на пиру. Слабый смолистый ветерок обдувал лицо Тахгил, веял на нее свежестью таинственной листвы — тенистой, лукавой листвы, шелестящей в сумрачном лесу, купающейся в сиянии звезд.

Под пологом вечной ночи отважная троица вступила в полосу болот, где светились бледные блуждающие огни — ядовито-зеленые или мертвенно-синие, тусклые, они смутно отражались на поверхности темных омутов. Тигнакомайре уверенно шагал сквозь колышущуюся осоку, безошибочно находя дорогу меж топкими провалами и коварными заводями.

— Я уже видела похожий огонек, — пробормотала девушка. — Он чуть было не погубил одного хорошего человека.

— Болотные огоньки, блуждающие духи, — откликнулся Тигнакомайре. — Они любят топи и болота.

— Как и твоя родня.

— Да, — кивнул он. — Я бы охотно потанцевал с ними, не сиди ты у меня на спине.

— Спасибо, что вспомнил.

— Это Джоан-Чернушка и Джекки-Фонарь. Я их всех знаю наперечет.

Завораживающее зеленоватое свечение очертило лист папоротника, а голубой огонек пристроился на торчащем из воды валуне.

— Разве они не предвещают смерть? — спросила Тахгил.

— Только кладбищенские блуждающие огни — вестники гибели. Что же до остальных, многие из них довольно жестоки, как водяные. Они заманивают смертных в зыбучие омуты и топят их или заводят на вершину утеса, чтобы те шагнули за край и разбились. Но остальные просто развлекаются, все равно что проказливые боггарты, — норовят напугать какого-нибудь подгулявшего фермера да сбить его с пути, чтобы он до утра проплутал по оврагам.

— Подозреваю, здесь таких фермеров не очень-то и найдешь. Да и по части глупых смертных — сущая пустыня, ведь я тут одна такая. Чего же ради эти болотные огни понапрасну растрачивают мастерство в