— Вы бы хотели постоянно жить за границей?
— Не знаю. Не пробовал. Я бы хотел прожить год в Париже.
В школе Волошин был его любимый поэт. (И Гумилев — счастливые, у них еще могли быть дуэли…) С тех пор его вкус значительно изменился.
— А что вам мешает?
— Денег нет.
«Мы просто скажем: уважаемый Александр Сергеевич, поезжайте-ка вы в свою землю обетованную, залезайте на пальму и кушайте бананы, а нашу страну оставьте в покое. Мы с ней сами разберемся.»
21.00
— Александр, а вот такой несколько щекотливый вопрос…
У него мгновенно повлажнели руки, сердце оборвалось. «Сейчас о Наташе и этом Джордже…» Но цыганочка-ведущая сказала совсем другое:
— …в последние месяцы трудно найти мало-мальски образованного человека, который не прочел бы гуляющую по всему Интернету поэму «Михаилиада»; отрывки из нее переводит и перепечатывает западная пресса… Правду ли говорят, будто вы — ее автор?
— Мне приписывают чуть не все, что болтается в Интернете, — ответил он с принужденной улыбкой, — это даже лестно…
Но она не хотела пощадить его.
— Так, значит, не вы?
Он опять отшутился. Он и не думал, что почувствует такой страх.
«Убирайся в свою Африку, ублюдок, черножопая обезьяна. Скотам, что под себя гадят, в России не место».
21.30 Пошли вопросы из публики. Они были привычные, он расслабился.
— Александр, как вам в голову пришел замысел…
— Александр Сергеевич, что вы чувствуете, когда…
— Александр Сергеевич, считаете ли вы, что упадок духовности и нравственности…
— Александр, расскажите какой-нибудь смешной случай из вашей жизни…
— Саша, каким спортом вы увлекаетесь…
— За какую команду вы болеете?
Он болел за «Реал». Но ответил, что болеет за «Спартак».
— С каким животным вы себя ассоциируете?
— Хотел бы — с кошкой… (Тотем… Быть может, та, черная, на груди ребенка лежала — охранять?)
— Потому что она гуляет сама по себе?
— …а получаюсь больше похож на собаку. Гуляю на поводке, рычу, а укусить не могу — намордник мешает.
21.55 Аплодисменты. Автографы. Кофе с Идалией. Она предложила поехать к ней. Это было никак невозможно.
ХII. 1830
Говорят, самое страшное — глянуть в зеркало и не увидеть своего отражения. Но бывает и хуже.
На него смотрел он — и не он. Тот, что смотрел из зеркала, был черен, как ночь, а глаза его были светлые, пустые. Они смотрели друг на друга. В горле у него пересохло, он хотел крикнуть — и не мог.
XIII
Прибыв в Вышний Волочек, Геккерн и Дантес не стали любоваться ручьями и каналами, а сразу принялись выспрашивать и вынюхивать. Вскоре они получили сведения о беглецах сразу из нескольких источников: от банщика, от кассирши в кинотеатре и от продавщицы в магазине мужского белья. Они ввели адреса бани, кинотеатра и магазина в компьютерную программу, и программа выдала им список возможных адресов, где могли ночевать беглецы. Они взяли напрокат у местных кинологов служебную собаку, обошли все эти адреса и к концу третьих суток вышли на каморку Чарского. Тот был словоохотлив. Даже укол не понадобился.
К сожалению, Чарский представления не имел о том, куда направились беглецы, расставшись с ним. Вместо этого он выложил агентам кучу сведений абсолютно ненужных и неинтересных: например, рассказал им о своем методе прочтения пушкинской тайнописи.
— Что за х…ня! — сказал Дантес, когда они с Геккерном, оставив Чарского, заселились в гостиничный номер. — Бред сивой кобылы.
— Бред-то бред, — проворчал Геккерн, — однако… Давай проведем эксперимент, а? Сделаем две распечатки этого стихотворения и попробуем независимо друг от друга прочесть, что этот гад там зашифровал…
Дантес сразу же кивнул, соглашаясь (он знал, что его старшего напарника особенно высоко ценят за умение мыслить нестандартно), и несколько раз щелкнул зажигалкой. Из зажигалки тотчас выползли две бумажные ленточки с распечатками. Агенты взяли по ленточке и разошлись в разные комнаты. Десять минут спустя Геккерн позвал Дантеса.
— Жорж… Ох, Вася… На, читай. Прямо по порядку, ничего и переставлять не надо…
Геккерн казался смущенным. И было отчего смутиться.
А у Дантеса вышло еще более неприличное
Мнения агентов разделились: легко увлекающийся Дантес полагал, что метод Чарского может совершить революционный переворот не только в пушкиноведении, но и в основах государственной безопасности, а Геккерн, куда более критичный, скорее был склонен считать сей метод чепухою; но оба были согласны, что об изобретателе метода желательно на всякий случай позаботиться.
Сделав это, они отослали результаты своих изысканий начальству. В ответ они получили сообщение о присвоении им обоим очередных званий. Надо полагать, метод произвел на начальство большое и сильное впечатление. Но в поимке беглецов это было слишком малое подспорье.
— Ничего. Мы возьмем их, mon capitaine.
— Возьмем, mon colonel. — Дантес, плохо знавший французский язык, немножко ошибся со званием
