Она поворачивается ко мне, позабыв об отце и его печальной личной жизни. -Тесса, у тебя на руках синяки. -Я лазила на дерево. -Значит, у тебя понижены тромбоциты. Какие у тебя планы на эту неделю? - Мне не нужно переливания крови! -Все равно на всякий случай надо взять кровь на анализ.
Папа предлагает Филиппе кофе, но она отказывается. Шан бы согласилась. -У папы все из рук валится, поясняю я медсестре, когда отец,надувшись, уходит на кухню. -Он постоянно ошибается.
Медсестра помогает мне снять рубашку. -И что ты об этом думаешь? -Мне смешно.
Она достает из чемоданчика марлевый тампон и антисептический спрей, надевает стерильные перчатки и поднимает мне руки, чтобы протереть внутривенный катетер. Мы ждем, пока он высохнет. -У вас есть парень? -интересуюсь я. -Я замужем. -А как зовут вашего мужа? -Энди.
Похоже, ей неловко вслух произносить его имя. Я все время знакомлюсь с новыми людьми, и они никогда ничего толком о себе не рассказывают. Но при этом хотят знать обо мне все. Вы верите в Бога? - спрашиваю я.
Филиппа откидывается на спинку кресла и хмурится: -Странный вопрос! -Так верите или нет? -Пожалуй, мне хотелось бы верить. -А рай? Вы верите в это?
Она достает из упаковки стерильную иглу: -Я думаю, рай-это прекрасно. -Это еще не значит, что он есть. Она бросает на меня строгий взгляд: -Ну, будем надеяться, что он существует. -Мне кажется, это все вранье. После смерти ничего нет.
Я начинаю ее раздражать. Филиппа смущается: -А что же происходит с душой, с энергией? - Обращается в небытие. -Знаешь,- замечает Филиппа, -существуют группы поддержки. Там ты можешь познакомиться с другими молодыми людьми с теми же проблемами, что и у тебя. -Ни у кого нет таких проблем. -Ты так думаешь? -Так оно и есть.
Я поднимаю руку, чтобы Филиппа смогла взять кровь из катетера. У меня под кожей пластик и металл; я наполовину робот. Медсестра набирает кровь шприцем и откладывает его в сторону. Крови у меня так мало, что в первом шприце она связана с физраствором. Наверно, за эти годы медсестры выкачали из меня всю кровь. Филиппа набирает второй шприц, переливает в пробирку и синей ручкой надписывает на этикетке мою фамилию. -Готово, -поясняет она. -Через час я позвоню и сообщу результаты. У тебя есть вопросы? - Нет. -У тебя есть лекарства? Я могу заглянуть к врачу и взять новый рецепт. -Мне ничего не надо.
Она поднимается с кресла и смеривает меня серьезным взглядом: -Тесса, ты, наверно, этого не знаешь, но наше управление здравоохранения может во многом оказать тебе поддержку. Например, мы можем помочь тебе вернуться в школу, пусть даже на неполный день, на несколько недель. Мне кажется, стоит подумать о том, как можно выровнять эту ситуацию.
Я смеюсь ей в лицо: -А вы бы на моем месте пошли в школу? -Наверно, мне было бы скучно целый день сидеть одной. -Я не одна. -Конечно, -соглашается она, - но твоему отцу это тяжело.
Вот идиотка. Разве можно такое говорить? Я сверлю медсестру взглядом. До нее доходит. -До свидания, Тесса. Я зайду на кухню поговорить с твоим отцом и уйду.
Папа предлагает ей фруктовый пирог и кофе, хотя она и так жирная, и медсестра соглашается! Нам надо предлагать гостям только полиэтиленовые пакеты на ботинки. А калитку пометить большущим крестом.
Я тихонько вынимаю из кармана папиной куртки сигарету, иду наверх и высовываюсь в окно Кэловой комнаты. Хочу посмотреть на улицу. За деревьями видна дорога. Проезжает машина. Еще одна. Проходит человек.
Я выдыхаю дым. Вдыхая, я каждый раз слышу, как свистят мои легкие. Быть может, у меня туберкулез. Надеюсь, что это так. У всех знаменитых поэтов был туберкулез; это признак глубоких чувств. Рак-это та унизительно.
Из дверей выходит Филиппа и останавливается на крыльце. Я стряхнула пепел ей на волосы, но она не заметила-прогудела «До свидания» и, переваливаясь, потопала по дорожке.
Я сажусь на кровать Кэла. Сейчас поднимается папа. Дожидаясь его, я хватаю ручку и пишу на обоях над кроватью: «парашюты, коктейли, камни, леденцы, ведра, зебры, сараи, сигареты, холодная вода из под крана». Потом нюхаю подмышки, кожу на руках, пальцы. Провожу рукой по волосам к затылку, потом обратно ко лбу, как по ворсу ковра.
Папы нет и нет. Я слоняюсь по комнате. Вырываю перед зеркалом волосок. Он темнее прежних и почему-то вьется- как на лобке. Я рассматриваю его, разжимаю пальцы, и он падает на пол. Я рада, что могу бросить лишний волос на ковер.
На стене висит карта. Океаны и пустыни. На потолке-карта Солнечной системы. Я ложусь на кровать, чтобы хорошенько рассмотреть планеты, и кажусь себе совсем крохой.
Буквально пять минут спустя я открываю глаза и спускаюсь узнать, почему папа не поднимается ко мне. Оказывается, он ушел, оставив мне у компьютера какую-то дурацкую записку.
Я звоню ему: -Ты где? -Тесс, ты спала. -Но где ты? -Выскочил по-быстрому выпить кофе. Я в парке. -В парке? Зачем ты туда пошел? Кофе и дома есть. -Тесс, ну хватит, мне просто нужно было побыть одному. Если тебе скучно, включи телевизор. Я скоро вернусь.
Какая-то женщина готовит цыпленка в сухарях. Трое мужчин нажимают на кнопку, соревнуясь, кому достанутся пятьдесят тысяч фунтов. Два актера спорят о дохлой кошке. Один из них шутит, что кошка «готова». Ссутулившись, я сижу перед телевизором. Выключаю звук. Ну и фигню показывают. Похоже, нам всем нечего сказать.
Я пишу Зои: «Ты где?», - и она отвечает, что в колледже, но это вранье, потому что по пятницам у нее нет занятий.
Жаль, что у меня нем номера Адамова мобильника. Я бы написала ему: «Ты умер?» Наверно, он работает в саду. Копается в навозе, торфе и перегное. Я открываю папину «Книгу садоводства», выпущенную «Ридерз дайджест», и выясняю, что в ноябре самое время обрабатывать почву. Адаму также стоит задуматься о том, чтобы посадить орешник, потому что эти кусты украсят любой сад. Пожалуй, лучше всего подойдет фундук. У него такие большие орехи в форме сердца.
Правда, Адам вот уже несколько дней не показывается в саду.
А еще он обещал прокатить меня на мотоцикле.
Шестнадцать.
Он некрасивее, чем я думала. Похоже, моя память его приукрасила. Не знаю, почему так. Представляю себе, как бы фыркнула Зои, узнай она, что в конце концов я постучала в его дверь. При мысли об этом мне не хочется ей ничего рассказываться. Она утверждает, что от уродов у нее болит голова. -Ты меня избегаешь, - упрекаю я Адама.
Похоже, я застала его врасплох, но он быстро справляется с замешательством: -Я был занят. -Правда? -Да. -Значит, ты не испугался, что я заразная? В конце концов, большинство ведет себя так, будто от меня можно заразиться раком или как если бы я сама была виновата, что заболела.
Адам смущается: -Нет, ты что!Я так не думал. -Вот и хорошо. Когда же мы поедем кататься на мотоцикле?
Адам неловко переминается с ноги на ногу: -Вообще-то у меня нет полноценных прав. А без них я не могу брать пассажиров.
Я могу придумать миллион причин, по которым мне не стоит кататься с Адамом на мотоцикле. Мы можем разбиться. Поездка окажется не так хороша, как я думала. Да и что я скажу Зои? Но дело в том, что этого мне хочется больше всего и отсутствие прав уж точно мне не сможет помешать. -У тебя найдется лишний шлем?-спрашиваю я.
Снова эта медленная улыбка. Обожаю ее! Неужели он только что показался мне некрасивым? Теперь его лицо преобразилось. -В сарае. И лишняя куртка у меня тоже есть.
Я не смогу сдержать улыбки. Мне не страшно и легко. -Тогда поехали. Пока не начался дождь.
Адам закрывает за собой дверь: -Дождя не будет.
Мы огибаем дом и забираем из сарая вещи. Адам помогает мне застегнуть куртку, сообщает, что его мотоцикл выжимает девяносто миль в час и ветер будет холодный; тут дверь черного хода открывается и в сад выходит женщина в халате и тапочках. -Мама, вернись в дом, -просит Адам, -ты простынешь.
