слова не принимай. Я знаю, что вы немцы правильные, вроде нашего командира, подполковника Бирона.
Я заметил, что брата фаворита в полку уважали. Густав отличался веселым нравом, относился к солдатам хорошо, за спины в бою не прятался и пыль в глаза не пускал. Но и совсем уж безоблачной его жизнь не назовешь. Пока во главе армии стоял Миних, всеми фибрами души не любивший обер-камергера Бирона, двум братьям фаворита крепко доставалось — фельдмаршал не упускал случая сорвать на них зло. Поговаривали, что недавняя поездка Густава в Австрию во многом была вызвана желанием подполковника спастись от постоянных придирок, перейдя на службу в цесарскую армию. Но что-то не сложилось, и младший Бирон вернулся в роскошный дом на Миллионной улице, отнюдь не похожий на наши с Карлом «хоромы».
Комнаты в черной избе были меблированы одинаково: грубо сколоченный стол с двумя табуретами, две широких лавки (на каждой набитый соломой тюфяк, служивший постелью, укрывались мы епанчами) и что-то вроде комода, в нем хранились небогатые пожитки. Иной мебели не имелось. Удобства, разумеется, во дворе.
За продуктами ходили на рынок. Спасибо дядьке, он подсказал, где и что можно взять подешевле. Однажды попробовали снарядить вместо себя дворника Тимофея, но тот пропадал до вечера и вернулся пьяным в стельку, спустив наши деньги. Я дал ему по шее, но финансовую ситуацию это не исправило.
Куракин держал собственную баню и регулярно пускал нас мыться, беря по копейке за человека. Здесь было удобней и гигиеничней, чем в общественной бане. Правда, хозяин сразу потребовал, чтобы мы не водили женщин, хотя сам по старинным русским обычаям не очень-то соблюдал принцип разделения полов.
Карл быстро пристрастился к парилке, обожал, когда раскаленные камни обдавались водой вперемешку с пивом, ибо в густом хлебном духу, которым окутывалась баня, дышалось особенно легко и приятно.
Он лежал на верхней полке и балдел, пока я хлестал его веником, потом мы менялись — березовые листья летели по сторонам будто перья. Затем, красные, разгоряченные, выбегали на улицу и обливались ледяной водой.
Ну и что за баня без разговоров за жизнь.
— Знаешь, Дитрих, — спросил как-то раз Карл, отходя после особенно хорошего пара, — неужели об этом мы мечтали, покидая наше имение?
— О чем ты? — не сразу понял я.
— Да о том, что вместо балов, зеркальных дворцов, блестящей карьеры — мы сначала попадем в тюрьму, затем заложим твое оружие и… станем солдатами за деньги, которые любой дворянин назовет смешными. Неужели это та самая Россия, страна огромных возможностей, о которой ты говорил? — с горечью произнес кузен.
Я вздохнул, посмотрел на закопченные бревенчатые стены. Да, Россия всегда была лакомым кусочком для многочисленных негодяев и прохиндеев, сбежавшихся как шакалы со всего света. Им удавалось взлететь ввысь по служебной лестнице, сколотить огромное состояние, оставить после себя кровавый след… А те иноземцы, нормальные честные люди, что искренне хотели приложить свои таланты, ум, мастерство на благо новой родины… Как складывалась их судьба? Не тяжело ль было преодолевать застарелость и косность дурацких обычаев, лень, невежество и извечное российское разгильдяйство.
Сколько их сложило головы на поле брани под нашими знаменами. Сколько дало потом ученых, полководцев, великих литераторов, наконец. Пушкин, Лермонтов, Тургенев… Да что говорить! Но как-то отвечать кузену следовало.
— А на что ты рассчитывал, Карл? Думал, сразу все с неба посыплется как из рога изобилия?
— Нет, но… — смутился кузен.
— И правильно, что не думал. Да, мы с тобой пока всего лишь рядовые гренадеры — нижние чины. Но с другой стороны, служим в императорской лейб-гвардии, а значит, у нас больше возможностей пробиться наверх. Допустим, остались бы мы в Курляндии, что, было бы лучше?
— Смеешься, Дитрих?! Ты не хуже меня знаешь, какая жизнь на родине. Курляндия бедна, после войны остались одни пустыри. Мы нищие как церковные крысы. Только на словах — дворяне, а за душой ничего. Ничего, кроме чести, — грустно ответил кузен.
— Вот именно! Здесь в любом случае не хуже. Да, мы не получили офицерского чина, да и вряд ли могли на него рассчитывать. Но ты слышал, что говорил Нащокин: впереди война с Турцией. Война долгая, кровопролитная. И в то же время — она дает шанс отличиться. А ведь мы обязательно отличимся, Карл. Ты мне веришь?
— Тебе верю, — улыбнулся кузен.
— И правильно делаешь, — сказал я, а сам закрыл глаза и попытался убедить себя, что не занимаюсь самообманом.
Да, другого способа приступить к выполнению моего плана — нет. Хоть кровь из носу, а надо сделать шаг вперед. Пока что я плыву по течению, пора расчехлить весла и грести в нужную сторону. Но как же это непросто!
Там, в прошлой жизни, были свои ориентиры. Я в них разбирался, знал, что стоит за тем или иным маячком, и, пускай, далеко не преуспел, но все же жил как-то упорядочено, в постоянном штиле, избегая штормов и качки.
Тут все по-другому. Я — дворянин, это ласкает самомнение, однако накладывает и определенные обязанности. И как они далеки от стереотипов, которыми меня пичкали во времена школы и института. Почему-то нет лакеев, кого-то из круга «принеси-подай», все приходится делать самому. И еще — на мне лежит большая ответственность за Карла.
Я очень прикипел к нему за эти дни. Удивительно, почему нас, русских, и немцев тянет друг к другу словно магнитом, ведь мы такие разные, с абсолютно непохожими ментальностями, просуществовавшие долгие года в постоянной войне, истребившей миллионы с обеих сторон. И что самое интересное — нет ненависти, передающейся от поколения к поколению! Даже мой дед, отвоевавший четыре года в Великую Отечественную на передовой, всегда отзывался о немцах с глубоким уважением, а я лично общался с ветераном вермахта, солдатом шестой армии Паулюса, сдавшимся в плен во время битвы под Сталинградом. Пленных отвезли в маленький русский городок, оставшийся в тылу, там они строили аккуратные двухэтажные домики с миниатюрными балкончиками, причем строили хорошо, на века. Здания эти стоят до сих пор, украшенные вывесками рекламных контор и магазинов. Немца поразило, что голодные истощенные люди приходили к пленным и делились последним: хлебом, картошкой, сахаром. И это несмотря на то, что многие семьи получили похоронки, а кое-кто эвакуировался сюда, пройдя через разгромленные бомбежками поезда и расстрелянные с самолетов колонны беженцев.
— Милосердие, вот суть русского человека, — говорил немец, вытирая платочком выступившие на подслеповатых старческих глазах слезы.
А ведь если вспомнить — сколько попыток мы делали, чтобы стать союзниками. Еще Петр Первый отправлял в знак дружбы прусскому королю русских великанов для его гвардии, едва не подарил целый полк. Как искала дружбы с Фридрихом Вторым великая Екатерина! Как сорвалась дружба Павла Первого! Чьи-то происки постоянно ссорили нас и разводили по концам барьера, а затем начиналась долгая и кровавая война. Такая же, что ждет нас с Турцией — извечным врагом и соседом России. Увы, турки пока пляшут под французскую дудку. Позднее к сыновьям Галлии добавятся еще и англосаксы. Через сто с лишним лет объединенные англо-франко-турецкие войска нанесут нам поражение под Крымом, по сути дела отрежут от Черного моря, лишат флота.
Так может сделать ставку на дружбу с Пруссией? Австрия — нынешний союзник России — лжива, коварна и двулична. От нее всегда можно ждать вероломства, в любую минуту. А Пруссия? Пока слабая по сравнению с австрияками, но постепенно набирающая силу, уже ощерившаяся подобно хищнику острыми зубами, норовящая вцепиться в лакомые кусочки. Вместе мы будем той несокрушимой силой, которой подвластно все.
Я невольно ухмыльнулся, представив комичность ситуации. Какой-то рядовой солдатик грезит менять оси «реал политик», рулить монархами. Смешно. Хотя… попробовать-то можно.
Я никогда не относился к окружающим свысока. Понятно, что нас разделяют века, мое образование не
