– Почему именно он?
– Я же сказал: полная реализация. Вы замечали какие-нибудь странности?
О да. Он замечал. Вот, например… Нет, сейчас не время для воспоминаний, хотя кое-что он помнил до мельчайших подробностей. Однако не обсуждал этого даже с женой. На подобные разговоры у них было установлено что-то вроде негласного табу. Старик хладнокровно разбивал хрупкую скорлупу его защиты. Но то, что замечал Марк, заставляло его ЖАЛЕТЬ сына, беспокоиться о его физическом здоровье, уязвимой психике и такой немаловажной штуке, как взаимопонимание.
Пока взаимопонимание было полным (по крайней мере днем), однако Марк знал, что существует некая тайная комната (в душе? в голове?), а там, за неосязаемой дверью, – чернота и полная неизвестность. Ему казалось, что маленькие «странности» сделают его сына беспомощным и бесконтрольным, обрекут на одиночество и изоляцию в будущем; старик же намекал на некую скрытую СИЛУ (при условии, что Марк правильно понял своего визави, а тот не был сумасшедшим или богатым ублюдком, ищущим экстравагантных развлечений).
Но если все сказанное – ложь, то совершенно несуразная, бесцельная и бесполезная. Непонятно, кому и зачем это надо. Впрочем, Марк уже получил первые доказательства того, что старик не лжет. И во что тогда он вляпался, не ощущая за собой ни малейшей вины? С возрастом он приобрел стойкое отвращение к авантюрам. Сейчас отвращение стало почти физиологическим.
– Возвращайтесь домой, – мягко посоветовал старик. – Мы обо всем позаботимся. Зейгера я беру на себя. – (Зейгер был номинальным владельцем клуба. Кто стоял за ним, Марк не знал.) – Поговорите с женой, постарайтесь ее убедить…
– Разве я непонятно выразился?
– Вполне понятно. Но ваше сопротивление только ухудшит положение вещей. Есть то, чего невозможно избежать.
«И все-таки я попытаюсь», – подумал он. Что сделать, чтобы они оставили его в покое? Он туговато соображал после бессонной ночи.
– Мне надо работать. Я подумаю.
– У вас нет на это времени. Боюсь, что в любом случае мы будем вынуждены выполнить свой долг.
Фанатики, решил Марк. Наихудшая разновидность. Даже хуже помешанных. С такими невозможно договориться. И такие не откажутся от попыток добиться своего. Все остальные люди для них – мусор, прах под ногами, досадная помеха. «Долг!» В чем состоит их долг? И где гарантия, что долг этот правильно понят?..
Отчаянно не хотелось подставлять им спину. И все же он сделал шаг вперед, и они расступились, пропуская его. Что дальше? Положат его рядом с Малышом и отправятся к нему домой? Это не исключалось…
Пока он шел по коридору, все время ожидал некоего враждебного действия – не удара по затылку, конечно, а чего-то более тонкого. Может быть, даже слов, которые будут произнесены ему вдогонку и станут последней каплей…
Впрочем, старик и так заронил поганое семя, а из этого семени уже успели прорасти страх и растерянность. От былого меланхолического благодушия не осталось и следа. Ядовитое жало засело в мозгу, отравляя существование. Марк был выбит из колеи и завяз в топкой грязи на обочине. Именно в таком состоянии обычно совершаются глупости. Сознание этого парализовало волю. Нарастало отвращение к себе. И возникало совсем уж нелепое чувство вины. Перед кем? Перед женой и сыном. Особенно перед сыном – ведь тот казался таким слабым и беззащитным. «Да, я спасал его пару раз, но смогу ли я защитить его от ЭТОГО?» Ответ был ясен. Марк ничего не мог противопоставить невнятной угрозе. Она притаилась где-то внутри бездушного механизма, состоящего из миллионов роботизированных существ – и все они искали выгоды и наслаждений. За пределами ближайшего окружения происходили вещи, которые Марк не мог контролировать. Жалкий обыватель…
Он завернул на кухню, где находился ближайший телефон, и схватил трубку. Людочка, готовившая закуски, подмигнула ему, но Марк вряд ли вообще ее заметил. По пути он задел стопку подносов, и те рухнули на пол с металлическим грохотом. Марк даже не обернулся. Людочке показалось, что он малость не в себе. Но и не под кайфом – слишком собран и сосредоточен.
Марк набрал свой домашний номер, потом оглянулся и неожиданно послал Людочке воздушный поцелуй. «Я все уберу», – сказал он после третьего длинного гудка, ожидая, что Дина вот-вот снимет трубку. После пятого гудка он решил, что она уже спит. После двенадцатого стало ясно, что ее нет дома. Или отключен телефон. Оба варианта Марка категорически не устраивали, ибо открывали простор для различных домыслов и подозрений.
На всякий случай он перезвонил. Снова была засасывающая пустота между гудками, а сами гудки – будто механические вопли тревоги, заблудившиеся в проводах… Может, все гораздо банальнее? Она могла пойти к кому-нибудь из своих бесчисленных приятелей или подруг и заперла дома Яна, а тот спит крепко.
Даже слишком крепко.
При мысли об этом Марка прошиб холодный пот. Он бросил трубку, про себя послав Динку к черту. Хорош он будет, если начнет обзванивать своих друзей, разыскивая жену в новогоднюю ночь! Впрочем, оставить сына одного – это так не похоже на нее. Он не мог упрекнуть ее в отсутствии должного внимания к ребенку и пренебрежении семьей…
«Не будь самоуверенным болваном! – сказал он себе. – Ты испортил ей третий праздник подряд. И ты думаешь, что она не найдет, с кем развлечься? Желающих хоть отбавляй…»
Ну так поезжай и убедись сам, подсказывал маленький сволочной двойник.
Но он ведь не о жене беспокоился, а о сыне. Как там говорил старик – «Пока мы с вами болтаем, может случиться все что угодно»?..
Тут Людочка пристала к нему с вопросами: «Эй, все в порядке? Почему такой бледненький? Что это с тобой, лапуля?»
Он нервно засмеялся.
– Сам еще не знаю…
