Возле задней двери клуба о чем-то трепались здоровенный охранник и недавно сменившийся паренек, обычно занятый парковкой на клубной стоянке. Марк обменялся с ними быстрыми приветствиями и выскочил наружу, надеясь, что мороз его взбодрит. Стальная дверь тяжело лязгнула, закрывшись за ним.
Было даже чересчур холодно. Черный ход выводил в узкий переулок.
Лунный свет окаймлял крыши, прилипая к каждой грани резким голубоватым отблеском. Мрачноватые стены из красного кирпича, пожарные лестницы, мусорные контейнеры, обледенелые гидранты. Справа находился пандус для разгрузки рефрижераторов. Несколько машин, казалось, вросли в слежавшиеся снежные сугробы. При одном только взгляде на заиндевевший металл все стыло внутри…
А куда же запропастился Гошик? Неужели затянулся пару раз и смылся? Что-то не похоже на него. Обычно Гоша выкуривал не менее двух сигарет подряд.
На всякий случай Марк еще раз обшарил карманы. Нет сигарет, хоть тресни! Зато спать действительно расхотелось. Он схватился за металлическую скобу, обмотанную тряпкой, чтобы не примерзали пальцы, и снова открыл дверь. Хотел стрельнуть сигаретку у кого-нибудь из персонала. И прямо на пороге столкнулся с представительным стариканом в отличном смокинге. Тот загораживал собою проход и протягивал ему вскрытую пачку «Lucky strike». Без тени улыбки.
Марк бросил взгляды по сторонам. Охранник и парковщик испарились. Позади старика маячил хмурый молодой человек, одетый не хуже хозяина, – то ли секретарь, то ли телохранитель. Скорее всего второе. Старик явно был важной шишкой, хотя держался подчеркнуто просто.
Его лицо излучало властную силу, но без малейшего оттенка самолюбования или упоения своей значительностью. Все еще густые седые волосы были зачесаны назад; светлые глаза спокойны и неподвижны; губы обесцвечены, но не запали в беззубые пустоты; тяжелые веки опускались и поднимались медленно; всякий раз, когда открывался зрачок, взгляд казался почти гипнотическим. Кисти рук были покрыты пятнами пигмента, ногти ухожены, розового цвета и без трещин – признак хорошего здоровья. В общем, это был красивый, солидный, абсолютно уверенный в себе старик, и его самоуверенность подкреплялась чем-то таким, о чем Марк еще не догадывался.
– Закуривайте, – предложил незнакомец голосом, начисто лишенным неприятного старческого дребезжания, и встряхнул пачку, элегантно выбив одну сигарету.
Марк почему-то мгновенно вспомнил эпизод шестилетней давности, когда его жена и ребенок едва уцелели во время урагана. Впрочем, причина была очевидна – пачка «Lucky strike». Крючок, навечно засевший в его памяти, не говоря уже о Дине. Ту до сих пор пробирала дрожь при виде черной надписи на ярко-красном фоне…
Марк взял предложенную сигарету и прикурил от дешевой пластмассовой зажигалки, не переставая удивляться, куда это все подевались. Коридор был пуст, словно заброшенный подземный ход. Старик в упор смотрел на Марка, и тот почувствовал себя неуютно.
– Не будем тратить время на знакомство. У вас его мало, а у меня и подавно. Перейду сразу к делу. Не перебивайте и не думайте, что я шучу. Возможно, мое предложение покажется вам чудовищным, однако мы все тщательно взвесили и пришли к выводу, что другого выхода нет. Все слишком серьезно. Если бы мы хотели нанести вам или членам вашей семьи какой-либо вред, то сделали бы это без предупреждения…
При словах «членам вашей семьи» Марк насторожился. До этого он действительно не воспринимал болтовню старика всерьез. Сердце провалилось куда-то, но по пути было подхвачено колючей ладонью. Ладонь сжалась в кулак. Секундный ледниковый период внутри. Все, отпустило…
Он не был гением, но интуиция – это то, без чего невозможно играть джаз. И он испытывал не страх – старик не внушал ничего подобного. Скорее приступ клаустрофобии, словно приближалось землетрясение, а он был заперт в тесной темной кладовке на пятом этаже ветхого дома. При этом ключ от входной двери находился в чужих руках. Возможно, в руках этого незнакомца… Предчувствие катастрофы? Да, именно так.
– Надеюсь, у вас нет сомнений по поводу важности вашего мальчика?
Его надо сохранить во что бы то ни стало, – продолжал между тем старик с ледяным спокойствием. И леденящим, если на то пошло.
Он изъяснялся так странно («по поводу важности вашего мальчика»!), что Марк даже не сразу понял, о ком, собственно, идет речь. И вообще – о живом ли существе? Не о семилетнем же ребенке, в самом деле?! А когда понял, то задохнулся от праведного гнева: «Важность?! Что ты знаешь о том, насколько он важен для меня, папаша? Ведь он – мой единственный сын. Или это не я, а ты держал его на руках, когда ему было четыре месяца и он задыхался? Или это ты тупо молился, хватаясь за маленькую белую ручку, как за соломинку, и бессмысленный захват не могли разорвать все время, пока реанимационная бригада делала свое дело?..
Или три года назад, на речном пляже (наш последний на сегодняшний день пикник!) – разве это ты, старая развалина, сорвался с места, отбросив пластмассовый стакан с водкой и едва не подавившись куском мяса, тяжело рухнул в одежде в омут и поплыл, рассекая вязкий черный кисель, устанавливая немыслимый собственный рекорд скорости (при этом казалось, что барахтаешься на одном месте) и отчетливо понимая, что если ЕГО не вытащишь, то и самому незачем плыть обратно, и скорее всего на это не хватит сил и просто не останется воли к жизни?..»
Там, на реке, Марк уже не молился, догадываясь подсознательно, что все зависит только от него… А моментом истины был тот, когда он прикоснулся к телу, трепетавшему в беспросветной глубине, внутри отвратительной субстанции – мертвой и все-таки сверхъестественным образом ОХОТИВШЕЙСЯ за маленькой жертвой…
И когда он эту жертву забрал, выхватил из владений бесформенного демона, стихия воды предприняла последнюю попытку взять их обоих. Ее вязкость изменилась. Что-то взорвалось у Марка в ушах, а в глазах и без того колыхалась чернота, и мокрая, аморфная, многопалая рука проникла ВНУТРЬ, поглощая, вбирая в себя остатки кислорода и цепляясь за стенки легких тысячами микроскопических крючков, и закрепившись надежно, рванулась обратно, и он едва не выблевал свои внутренности в окружающий мрак…
А после появился свет, было чудо нового рождения, голубое небо, и ребенок дышал, выплевывая жижу, которая чуть не стала причиной его гибели, и самая никчемная жизнь показалась бесценным подарком, раем, и Марк чуть ли не впервые был благодарен за каждое прожитое мгновение тому безликому, что сталкивало существа и силы в безжалостной игре вероятностей и позволило ему протянуть еще немного, задержаться ненадолго по ЭТУ сторону, пока везде и всюду, в клетках и в Галактике, продолжалась непрерывная, смертоносная пляска…
«И разве это ты, старик…»
