поток багрового света. На воротах намалеван злобного вида мутант, явно позаимствованный у Родни Мэтьюза. Не иначе Цербер, страж преисподней…
Марк ухмыляется и качает головой. Дешевый балаган. Но пиво, которое продают рядом, хорошее и холодное. Он отхлебывает из бутылки и смотрит вверх, на бледные осенние звезды. Вечность отступает перед слепящей мишурой, как вода во время отлива. Шум толпы стихает у него в ушах. На плечо опускается невесть откуда взявшийся розовый лепесток…
В полной тишине медленно вращаются призрачные карусели. Тени меняются местами, пересаживаются, путешествуя по кругам маленького ада, переходят из круга в круг, торопятся испробовать все…
Потом тишина взрывается.
Тяжелый удар сотрясает землю. От неожиданности Марк едва не роняет бутылку. Вспышка, яркая, как молния, ослепляет его на несколько секунд. Весь Луна-парк разом погружается во тьму.
Короткое замыкание?! Неужели силовой кабель – единственный?
Сомнительно. Марку остается только догадываться, почему не сработала защита.
Но его предположения уже не имеют значения.
Со всех сторон раздается скрежет – ужасный, оглушительный звук, раскалывающий голову, терзающий внутренности ржавыми гвоздями, заставляющий его зажать руками уши и согнуться. Скрежет сопровождается истошными воплями сотен глоток. Постепенно эти вопли переходят в запредельный по высоте фальцет.
Посреди освещенных кварталов образуется темная зона с четкими границами. Она заполнена людьми, мечущимися среди аварийных механизмов. Что-то выходит из-под контроля. Во всяком случае, блокировки не спасают. Огромные шестерни продолжают вращаться. Металлические монстры пробуждаются во мраке и обретают потустороннюю жизнь…
Страх, растерянность, отчаяние, паника – смесь приобретает смертельно опасную консистенцию. Кто-то оказывается прижатым к решеткам ограждения, кого-то топчут ногами, визжат насмерть перепуганные потерявшиеся дети… Толпа охвачена безумием и бурлит в бессмысленных столкновениях. «Мягкие игрушки» оказываются слишком уязвимыми.
В наэлектризованном воздухе появляется резкий запах аммиака. Теперь
Марк даже не пытается гадать, что это могло бы означать. Ему не до того.
Он изо всех сил пытается устоять на ногах и выжить. Он вовлечен в хаотическое движение и с трудом пробивается сквозь ревущее стадо. Что страшнее всего, тут полно детей, и Марк мечется среди них в поисках сына. Тщетно. На расстоянии нескольких шагов уже ничего не разглядишь – только корчащиеся тела, разинутые рты и разодранная одежда…
Когда толпа опрокидывает решетки заграждений, он бросается к лабиринту. Кто-то надвигается на него из темноты (кажется, парень, продававший билеты), хватает Марка за рукав и орет в самое ухо: «Куда лезешь, папаша?!» У Марка нет ни желания, ни возможности объяснять. Он кладет ладонь на прыщавую физиономию парня и резко отталкивает в сторону. Освободившись, добегает до наружной стены лабиринта (бутафория из крашеного металлического листа, однако достаточно прочная) и слышит доносящиеся изнутри крики. Вроде так и должно быть в «Лабиринте кошмаров», но он четко улавливает разницу между тем, как люди визжат, забавляясь безопасными ужастиками, и тем, как они вопят, испытывая настоящий страх. Правда, есть и следующая стадия: «слишком страшно, чтобы кричать» – безмолвный, удушающий, смертельный ужас – и Марк понимает, что эта стадия, возможно, уже наступает. Судя по глохнущим крикам и сдавленным, захлебывающимся стонам, так оно и есть.
Волосы шевелятся у него на голове, а ведь он еще ничего не видел. Он снаружи, не внутри… Лабиринт излучает что-то, не поддающееся осознанию. Только намек на кошмар, но, кажется, этого достаточно, чтобы обмочиться. В течение нескольких секунд ему трудно двигаться: кишки скручены, мышцы окаменели, дыхательный центр почти парализован…
Затем мысль о сыне, как всегда, освобождает Марка от физического ступора и бессилия, превращает в автомат, нечувствительный к собственной боли и побуждаемый к действию одним только стремлением защитить… Но он слишком хорошо помнит волну ужаса, захлестнувшую его. Каково же пришлось ребенку там, ВНУТРИ?! Следующую мысль Марк не додумал, в мозгу сработал защитный механизм. Насчет того, что… кто-то… точнее, его сын… может сойти с ума…
И вот он уже у ворот, спотыкается о рельс и налегает на створку всем телом. Та поддается неожиданно легко, распахивается – и Марка обдает струей ледяного воздуха, вырывающегося из лабиринта. Холод почти нестерпимый, обжигающий лицо и гортань; при каждом вдохе кажется, будто глотаешь стальную стружку… Вдобавок, сделав три или четыре шага, он оказывается по щиколотку в воде.
Какая вода? Откуда?!
Вскоре он уже не чувствует ног. Отовсюду надвигается мороз, а внутренности и без того скованы леденящим страхом. Впереди – там, куда уводят рельсы узкоколейки, скрывшиеся под водой, – тишина, и это страшнее всего. Тишина означает конец. Невольно возникает образ – разинутый рот трупа, не способного издать ни звука…
Тем не менее Марк погружается в черную безмолвную нору, которая вполне может оказаться братской могилой. На него обрушивается нечто, гремящее костями и кандалами. Судя по всему, скелеты (первый номер шоу), однако сейчас это не то, что может стать последней каплей. Он готов выдержать гораздо худшее. А скелеты – чепуха, более или менее удачная имитация. Детские забавы по сравнению с тем, что, вероятно, ждет его впереди. Начинка лабиринта – ниже порога восприятия.
Но он ощущает присутствие чего-то, проникшего извне. И это – не творение человеческих рук.
ОНО просочилось сквозь ветхую, истончившуюся в этом месте ткань пространства-времени – неподдельное, настоящее, глубинное, первозданное, жуткое, вечное… Неотделимое от порождаемого им ужаса… Кормящееся этим ужасом… Может быть, оно уже сожрало детей или по крайней мере отняло у них разум, поселилось в закопченных мозгах и заполнило перегоревшие лампы глаз…
20. ДИНА
Когда Цезар ушел, Ян выразил желание поиграть на компьютере. Дина сама отвела его в кабинет – только затем, чтобы проверить кое-что. Как она и предполагала, сафьянового несессера на столике уже не было.
