Локи без труда сублимировал сексуальную энергию и при необходимости преобразовывал ее в другие формы. Женщине еще предстояло этому научиться.
Они ужинали почти по-семейному. Тени под ее глазами он приписал вполне объяснимой усталости. Он и сам устал. Его «штык» слегка побаливал с непривычки. Давно не было работы. Таких самок он встречал нечасто, а эта – просто непревзойденная, хищная и жадная любовница. Отличное будет потомство!
Но ее одной ему мало. Девять месяцев – слишком долгий срок, за который многое может случиться. Кто-то неминуемо погибнет. Рисковать нельзя. Для начала Локи намеревался отобрать десяток лучших женщин и оплодотворить их всех. Потом придет очередь остальных. Просто надо раздвинуть роды во времени, чтобы не превращать ферму в орущий сумасшедший дом. Локи называл это разумным планированием в сочетании с оптимальным распределением генофонда. (Дети самих митов не стоили, по его мнению, ничего. Их дурная наследственность не оставляла им никаких шансов.)
А Барби – его главный козырь. Ее он станет беречь как зеницу ока. Между прочим, она была права насчет «защитника» и «кормильца», хоть и высказалась в состоянии аффекта. С ним она не будет нуждаться ни в чем и может никого не бояться.
Он протянул руку и погладил женщину по щеке. Ее глаза расширились; несмелая улыбка дрогнула на губах. Она была нескрываемо поражена его лаской. Наверное, не думала, что он способен и на ТАКОЕ. По- видимому, ей тоже не удалось избежать стереотипных представлений, бытовавших среди митов: суперанималы – грубые, жестокие, кровожадные звери-людоеды; суггесторы – шакалы-паразиты; а супраменталы – святые подвижники, светочи разума, хранители идеалов и последние носители веры. Какая чушь!
Он видел бывших супраменталов, убивавших направо и налево и дуревших еще сильнее от обилия крови. Он видел суггесторов, действовавших настолько умно и тонко, что им удавалось занять гораздо более высокое положение, чем суперам, которым отводилась роль совершенных боевых машин. (Некоторые суггесторы даже управляли колониями.) И он видел, к своему огромному сожалению, опустившихся суперанималов, не сумевших раскрыть данный природой потенциал и превратившихся в жалкое отребье. Вот эти действительно были похожи на шакалов. При случае он отстреливал их, не без оснований считая, что выполняет работу санитара…
Он улыбнулся женщине. Его улыбка будто говорила: «Со мной не соскучишься, детка. Тебе предстоит сделать еще много неожиданных открытий. И будь я проклят, если когда-нибудь ты не почувствуешь вдруг полноту жизни, не зависящую ни от чего – ни от жестоких внешних условий, ни от собственного невежества!»
Он ощущал чудо жизни так остро именно потому, что рядом всегда дежурила смерть. Что ощущала женщина, он пока не знал. Но надеялся, что она выполнит свое высшее предназначение.
Барбара расслабилась и приготовилась к тому, что сейчас он снова опрокинет ее на шкуру («И я этого хочу, прости, Господи!»). От ее бравады не осталось и следа. Душа сжималась в черную точку. Она чувствовала себя подчиненным существом, уже не способным контролировать некоторые функции. Ее будто подключили к искусственному сердцу, искусственным легким, искусственным почкам и даже… искусственному мозгу. Это пугающее состояние отторжения плоти достигало пика, когда Локи удалялся, и почти исчезало, когда он совокуплялся с нею. Поэтому она тоже жаждала соитий, чтобы хоть немного ослабла зависимость…
Но он вдруг разительно изменился. Вскочил, задрал голову, потянул носом воздух… Каждое его движение было точным, бесшумным и выверенным. Ей казалось, что она очутилась в логове потревоженного зверя, но при этом сама Барби оставалась глуха и слепа к тому, что мог услышать или увидеть он.
Она невольно отшатнулась. Его глаза остекленели, как у мертвеца. Внезапно Барби поймала себя на том, что ей знаком этот никуда не направленный или, скорее, обращенный внутрь взгляд…
Ну конечно. Она вспомнила Кешу. Когда мальчонка впадал в транс, он выглядел точно так же.
Но что общего могло быть у ребенка, рожденного в Пещере, и полудикого человека-хищника? Она не знала ответа на этот вопрос и, честно говоря, не хотела бы узнать. Страх охватил ее…
Локи «вернулся» спустя несколько секунд. Бросил ей: «Сиди здесь!» – и выбрался из бомбардировщика.
Шагах в тридцати от самолета стоял желтолицый и узкоглазый человечек, который поднял руки – наверное, хотел показать, что безоружен. Как будто для Локи имело значение, есть ли у этого заморыша пушка или нет! Супер сразу же определил в нем недоразвитого суггестора и догадался, зачем тот явился сюда, рискуя жизнью. Чтобы служить ему – зачем же еще!
Это был в общем-то предсказуемый сценарий: отделение суггесторов от прочих, расслоение поголовья, установление четкой иерархии. Правда, желтый проявил слишком сильное рвение, и Локи предположил ловушку с десятипроцентной вероятностью. Прикончить незваного гостя было проще простого. Говнюк посмел прийти в логово хозяина, чем нарушил установленный порядок. С другой стороны, разбазаривать человеческий материал тоже не годится.
– Иди сюда! – приказал супер.
Студент немедленно повиновался, испытав огромное облегчение. Он понимал, что секунду назад его жизнь висела на волоске. Кажется, угроза миновала. Если только… Если только хозяин не захочет убить его голыми руками. Может, у чужака такое хобби – душить митов или сворачивать им головы.
Поэтому Наката начал возбужденно говорить, торопясь донести до супера цель и причину своего визита. То, что он вторгся в чужие владения без предварительного разрешения, было, конечно, непростительно – он слыхал, как ревностно охраняют суперанималы свою территорию. Но у него была веская причина. Такая веская, что Студент все же надеялся на прощение.
Пока он приближался, Локи уже решил, что с ним делать. Однако Наката этого еще не знал. Поэтому он остановился в трех шагах от супера, не в силах сделать хотя бы еще один. Осознание совершенной губительной ошибки давило на него. Ноги дрожали, а кашу, варившуюся в голове, нельзя было назвать даже обрывочными мыслями…
– Ближе, – сказал Локи, испытывая суггестора на вшивость.
Наката сглотнул слюну и с величайшим трудом передвинул ботинок, не отрывая его ото льда. Он сделал совсем маленький шажок, который стоил ему нескольких горячих капелек в паху…
– Еще ближе.
