отхлебнул из горлышка и протянул бутылку Клейну. Тот впервые не отказался.
– Если это то, что я думаю… – сказал Макс, начиная расслабляться. Он хотел добавить, что спасения нет нигде, но его насторожило молчание Клейна. Он обернулся и стал свидетелем довольно неприятного зрелища.
Руки слепого ощупывали лицо масона, а тот застыл в неподвижности, боясь пошевелиться. Пальцы переместились на горло, прогулялись по адамовому яблоку, несколько раз сжались, отчего адвокат заметно порозовел…
Потом голова мальчика показалась над спинками кресел. Он держал ее очень прямо, и, по-видимому, ему была чужда всякая мимика, за исключением тех случаев, когда он испытывал боль… Жуткое лицо. Некрасивое и неживое. Жизнь пряталась где-то глубоко внутри, под застывшей кожаной маской.
После нескольких минут молчания он вдруг завыл на одной долгой тревожной ноте. Что это было? Предупреждение, мучительное самовыражение, трагический крик о помощи? Макс склонялся к последнему. Вой был настолько нечеловеческим и пронизывающим, что Голикову захотелось заткнуть ребенку рот. Девятаев обернулся и беззвучно выругался. Вой внезапно оборвался, и наступила тишина, сразу же заполнившаяся ровным гулом двигателей.
В этот момент Макс снова ощутил связь с живым «черным ящиком», заключенным внутри непробиваемой скорлупы из отмерших чувств. Он услышал зов, сплетенный из наведенных ощущений, транслируемых прямо в его подсознание. Это не было похоже на телепатию или, по крайней мере, на то, что обычно принято называть телепатией. Просто неопределенная часть его существа вдруг оказалась «снаружи», более того – в совершенно неподходящем для жизни месте…
Как может чувствовать себя человек, стоящий на берегу и одновременно утонувший в болоте? Макс захлебывался собственным ужасом, текущим из глубины черной безвоздушной могилы… Но сколько можно его пугать? Он и без того уже был напуган до конца своих дней. С неуместной иронией он подумал о том, что пора бы мальчишке сообщить ему нечто более определенное.
Пока же тот заставил его посмотреть в иллюминатор, за которым плыла бело-голубая пелена. Далеко внизу расстилалось пятнистое море. В волнах отражалось солнце, распадаясь на тысячи мазков расплавленного золота. После этого великолепия салон казался темным…
И вдруг Голиков увидел, откуда падает солнечный свет и в каком направлении вытягиваются тени пассажиров. По лицу Клейна он понял, что масон тоже воспринял некий сигнал. Тот поднес к губам палец и показал подбородком в сторону пилотской кабины. Ирен встревоженно наблюдала за этой пантомимой.
Макс нащупал рукоятку «беретты», перезаряженного после стрельбы в отеле, и двинулся по проходу между креслами. Масон бесцеремонно накрыл ладонью голову ребенка и снова уложил того в кресло. Он явно был не намерен прятать «маузер» в кейс.
Максим вошел в кабину, держа пистолет за спиной, и остановился рядом с пилотом. Нашел на приборной доске компас и убедился в том, что курс близок к девяноста градусам. Они летели в направлении Северного Кавказа.
На несколько секунд Макса захлестнула ярость, но он сдержался, вспомнив, что Девятаев – единственный пилот на борту. Предчувствия не обманули его. Скорее всего, тот был агентом Найссаара. Или самого дьявола, если хозяин барона был способен стереть с лица земли целый отель, вызвав локальное землетрясение.
Макс улыбнулся. А что еще ему оставалось? Его поразила чудовищность безликой силы, с которой он имел дело. Но это снимало с повестки дня и некоторые щекотливые моральные проблемы. Кто-то сильно рисковал – ведь союзник мог погибнуть под обломками здания. Голиков оказался замешан в абсурдную игру, единственным понятным проявлением которой была смертоносность.
Он наклонился к самому уху Девятаева и почувствовал запах молока, исходивший от взрослого мужчины.
Странный это был парень. Младенческий запах, неподвижные глаза за темными стеклами очков, раздувшееся брюхо. И во время игры в покер он вел себя не совсем обычно, не говоря уже о попытке сбежать с мальчишкой…
Глава пятьдесят восьмая
В ту же секунду локоть пилота врезался ему в живот. Сложившись пополам. Голиков начал оседать на пол, и его лицо встретило невосприимчивый к боли кулак. Мир рассыпался на сверкающие кусочки фольги из детского калейдоскопа, а потом они растворились в тошнотворной темноте.
Макс застыл в позе молящегося мусульманина и почти не почувствовал, как тяжелый ботинок пилота раздавил кисть его правой руки, в которой была зажата рукоятка пистолета. Хрустнули суставы, и, возникнув где-то вдалеке, пронесся по нервам запоздавший экспресс боли.
Макс закричал, а Девятаев вырвал пистолет из его сломанных пальцев. Ему потребовалась еще секунда, чтобы включить автопилот и выбраться из кресла. С «береттой» в вытянутой руке он направился в пассажирский салон.
Клейн выжидал по единственной причине – он тоже боялся остаться без пилота. Это было не самое умное, что он мог сделать. Девятаев надвигался на него, а существо, спрятавшееся внутри человеческой оболочки, трепетало от восторга. Двуногие твари были в его власти, они оцепенели от неожиданности и сжались от страха, превратившись в безопасных слизняков. Но вот длинноволосая самка вскочила с кресла и бросилась на него. Слишком поздно! Он выстрелил ей в живот, и ее отбросило на несколько шагов назад.
Это дало шанс старику с короткой седой бородой. Его длинноствольный пистолет выплюнул пулю, которая попала Девятаеву в глаз, и пронзив мозг, застряла в черепе. Человек умер через полсекунды, но существо продолжало жить. Теперь оно полностью управляло телом.
Заработал новый информационный канал. Мозг, функционирующий в животе пилота, воспринимал сигналы от уцелевшего глаза. Существо выровняло пошатнувшееся тело Девятаева и начало поиск цели. Поймав изображение старика, оно трижды нажало на спусковой крючок… Клейн успел упасть в кресло, прежде чем две пули прошли над ним, а третья попала в спинку переднего ряда. Его спасло то, что под мягкой обивкой находился гнутый лист из легкого прочного металла. Он увидел холмик, вспухший на поверхности листа там, где в него угодила пуля.
Масон высунулся в проход и начал стрелять в самый центр массивной фигуры, не целясь и рискуя получить ответную пулю между глаз. Прямо под ним лежала Ирен с развороченным животом. Ее окровавленные пальцы были погружены в рану по вторую фалангу. Гильзы сыпались прямо на нее.
