помощью лупы. Он разбирал самые сложные почерки не хуже старого учителя. Потом дневник взял Завидов и тоже вооружился лупой.
Часа два назад, перед тем как отправиться на квартиру, в учительскую ещё раз привели Карину Аванесову. За ней пришла мама, полная, громкоголосая дама. Она говорила с сильным армянским акцентом и не давала дочке раскрыть рта, отвечала вместо неё.
— Карина не читает чужих дневников! — заявила она, не дослушав вопроса. — Чего ещё вы хотите от моего ребёнка? Вы что, не видите, в каком она состоянии?
— Карина, ты подошла ко мне вчера после урока и сказала, что Женя перепутала тетради, — напомнил Борис Александрович.
— Я не знаю.
— Ты подходила или нет? — спросил Соловьёв.
— Нет. Да. Насчёт сочинения.
— Пожалуйста, расскажи подробнее.
— Сочинение по «Капитанской дочке». Я спросила Бориса Александровича, проверил он уже или нет.
— Был у вас разговор о Жениной тетради?
— Да. Нет. Я не помню.
— Конечно, она не помнит! Как она может помнить в таком состоянии? — кипятилась мама.
— Женя звонила тебе, просила поменять тетради, она перепутала, сдала не ту, в которой было сочинение. Ты сказала мне, что Женя болеет, хронический бронхит, — говорил старый учитель, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и мягко.
— Да, она болела. Я сдала её сочинение. Я ничего не знаю, я тетрадку не открывала.
Девочка дрожала и плакала. Так и не добившись никакого толку, её отпустили.
— Я уверен, графологическая экспертиза легко определит, что это подделка, — продолжал повторять Завидов. — Вообще, все враньё, от начала до конца.
— Нет, не враньё, — тихо сказал Соловьёв, — в том, что это дневник Жени и никакая не подделка, я лично не сомневаюсь.
— Да брать его надо! В камере он быстро расколется, — рявкнул Завидов, — учитель!
В гостиной телевизор стоял на небольшом комоде. Там, на дне нижнего ящика, под кипами старых газет и журналов, нашли плоскую деревянную шкатулку.
— Это не моя вещь, — прошептал Борис Александрович, — он оставался один в комнате, я выходил на кухню, готовил чай. У него был портфель, небольшой, чёрный. Он с ним не расставался. Когда сел вот в это кресло, поставил его на пол, у ног.
Старый учитель даже попытался изобразить все в лицах. Показал, как они вышли на балкон, перевесились через перила, разглядывая машину.
Шкатулку открыли. Внутри, в конвертах из папиросной бумаги, лежали пряди волос. Светлая, длинная, прямая. Рядом с ней пара серебряных серёжек с аметистами. Рыжая, закрученная спиралькой. Золотое колечко с тёмным крошечным рубином. Пепельно-русая, короткая и жёсткая. Серебряная цепочка с крестиком.
В багажнике машины старого учителя нашли пластиковый пакет, в котором лежали большие стальные ножницы, новая, запечатанная бутылка масла «Беби-дрим», упаковка хирургических перчаток.
Марина Качалова позвонила Соловьёву и продиктовала адрес квартиры, которую снимал некто Марк, как бы писатель, и где он проживал вместе с Дроздовой Ириной Павловной. Марина сказала, что пыталась дозвониться Ике на мобильный, послала несколько сообщений, но ни ответа, ни привета.
Соловьёв передал трубку Антону. Он не мог говорить. Он допрашивал учителя Родецкого, и ему не хотелось, чтобы майор Завидов брал инициативу в свои руки.
— Тут ещё такая ситуация, — сказала Марина, — я понимаю, это вас, в принципе, не касается, но её тётка в Быкове очень болеет, мои родители живут в соседней квартире, помогают, как могут, и звонят мне каждый день, спрашивают, когда Ика приедет. На самом деле, ей обязательно надо там появиться, срочно. Тётка совсем плоха, родственников, кроме Ики, никаких.
— Так, может, она и уехала туда, в Быково? — спросил Антон.
— Нет. Мои родители знали бы. Я с ними говорила буквально десять минут назад.
Антон отправился на Полежаевскую.
— Не исключено, что этот как бы писатель Марк, с которым она живёт, и есть порнограф Молох, тёзка нашего маньяка, — напутствовал его Соловьёв, — если не пустят в квартиру и откажутся разговаривать, свяжись с районным отделением, вот тебе ордер на обыск. Но это крайний вариант. Сначала ты просто поговоришь с Дроздовой. По идее она должна пойти на контакт, Женя — её подруга. Да, и учти, Дроздова, когда нервничает, может начать заикаться, так что будь мягким, доброжелательным, насколько возможно.
Дом прятался глубоко во дворах. Когда Антон нашёл нужный подъезд и припарковал свой старый обшарпанный «Жигуль» возле новенького шикарного «Вольво», в кармане у него просигналил мобильник.
Эту гениальную игрушку Антону совсем недавно подарили на день рождения родители. Он не мог нарадоваться. В телефоне была куча разных функций, большой цветной дисплей. Хочешь — влезай в Интернет. Хочешь — фотографируй, снимай на видео, записывай музыку, голоса. Он ещё не до конца все освоил и слегка удивился, обнаружив не только текстовое послание, но и картинку.
С дисплея на Антона смотрела темноволосая стриженая девочка, очень симпатичная. Большие, широко посаженные зелёные глаза, чистый выпуклый лоб, носик маленький, круглый, как у котёнка, высокие скулы, бледные пухлые губы. Тонкая шейка, острые ключицы. Никакой косметики. Детские пропорции лица, поэтому девочка кажется такой юной и трогательной. На вид лет четырнадцать, ну пятнадцать, не больше. Невозможно поверить, что ей уже двадцать два.
Марина сделала, что обещала. Нашла и прислала ему по MMS фотографию Ики. В сообщении написала:
«Наверное, что-то случилось. Обычно она перезванивает. Дайте мне знать, когда выясните. Я волнуюсь».
Антон вышел из машины, хотел набрать на домофоне номер квартиры и вызов, но передумал. Заметил нацарапанные на двери цифры кода. Всегда лучше звонить сразу в квартиру.
Лифт оказался занят, Антон пошёл пешком на пятый этаж.
Дойдя до площадки между третьим и четвёртым, услышал, как лифт остановился внизу.
— Ещё раз повторяю, я ничего плохого не имел в виду. Всё зависит от тебя, — отчётливо произнёс низкий мужской голос, — ты же умная девочка.
— Матвей Александрович, что-то долго нет никаких известий от Зацепы. Может, всё-таки позвонить ему в офис или домой? — спросил женский голос, тихий и почтительный.
— Не надо. Не суетись. Нам сейчас не до него. Он сам объявится, я уверен. Ну давай, лапушка, иди, что застыла?
— Н-нет! П-подождите. Я з-забыла т-телефон! — вступил третий голос, высокий, почти детский.
Антон не услышал, что ответил девочке-заике мужчина. Хлопнула входная дверь. Он кинулся вниз. Чуть ли не кубарем скатился по ступеням. Выскочил из подъезда как раз в тот момент, когда захлопнулась дверца шикарного «Вольво».
Он успел разглядеть, что за рулём громила совершенно бандитского вида, рядом очень приличный пожилой господин. На заднем сиденье двое. Коренастая блондинка лет тридцати с крупным носом и острым длинным подбородком. Темноволосая стриженая девочка. Дроздова Ирина Павловна. Ика.
— Стойте! — заорал Антон. — Стойте! Милиция!
Его не захотели услышать. «Вольво» сорвалась с места. Громила за рулём был ас. Он мгновенно вписался в узкий проход между ракушками и строем машин, припаркованных вдоль обочины, свернул в переулок и скрылся.
— Слушай, ты совсем офигел? — Майор Завидов отвёл Диму на балкон и громко шептал ему на ухо. — Какая подписка? Ты что! Надо брать его немедленно!
