— Куда едем? — спросил он весёлым басом.
— К Беговой! — Антон влез на переднее сиденье. — Только быстрей.
Заднее было завалено какими-то деревяшками, железками, тряпками.
— Поспешишь — людей насмешишь, — заметил дед, включил радио, нашёл радиостанцию. Зазвучала песня «Белоруссия» в исполнении ансамбля «Песняры».
— Быстрей, пожалуйста! — взмолился Антон и достал из кармана удостоверение.
Дед взглянул мельком, хмыкнул, тронулся. Сразу набрал приличную скорость и спросил:
— Догоняем преступников?
— Пытаемся догнать.
— В кой это веки хотел деньжонок подзаработать, взял пассажира. — Старик вздохнул и покачал головой.
— Вы не волнуйтесь, я заплачу, — пообещал Антон.
— Заплатишь — спасибо, не заплатишь — переживу. Не деньги, так хотя бы адреналин, тоже не вредно. — Дед пошевелил усами, и вдруг стал подпевать радио.
— Песни партизан, сосны да туман.
У него был приятный, хрипловатый бас. Через несколько минут «Волга» выбралась на Беговую и встала в хвосте пробки.
— Приехали, — сказал дед, — похоже, там впереди авария.
«Ну, вот и все. Мы будем долго и тупо здесь стоять, а они тем временем уже двадцать раз успели свернуть куда-нибудь», — с тоской подумал Антон, открыл дверцу, вылез, оглядел тесные ряды машин и тут же сел обратно.
— Отлично, дед, вы гений! — сказал он старику. — Оказывается, они тоже приехали. «Вольво» серый металлик с двумя антеннами.
Старик открыл окно, высунулся по пояс, посмотрел, потом обернулся к Антону и весело сообщил:
— Вижу твою «Вольву». Я, может, гений, но уж точно не генерал. Тормозить тачки со спецномерами имеют право только генералы. Слушай, если не секрет, что случилось?
— Они девочку увезли, свидетельницу. Прямо у меня из-под носа.
— Очень интересно. А кто они?
— Не знаю.
— Ну а чего ж ты не сообщил, куда следует, чтобы их остановили?
— Я сообщил. Но ДПС остановила не их, а меня.
— Хорошие дела! Очень даже в духе времени! Погоди, я не понял, они эту твою девочку насильно увезли, что ли?
— Похоже на то, — вздохнул Антон.
Старик помолчал, подумал, потом вдруг посмотрел на Антона и возмущённо произнёс:
— Ну так чего ж ты сидишь здесь, вздыхаешь? Иди, забирай свою девочку!
— То есть, как?
— Да очень просто! Смотри, бодяга эта ещё минут на двадцать. Постучи к ним в окошко, покажи свою ксиву. Народу кругом полно. Что они тебе сделают? Ну, иди же! Ты опер или макаронина варёная?
У профессора зазвонил мобильный. Оля терпеливо ждала, пока он объяснит какой-то Галочке, что прежде, чем говорить о фебрильном приступе, надо измерить больному температуру, посмотреть язык.
Наконец Гущенко убрал телефон.
— Извини. Хочешь, я его выключу, чтобы нам не мешали?
— Да ладно, Кирилл Петрович. Вдруг что-нибудь срочное?
— Срочное, — он улыбнулся и покачал головой, — гениальный симулянт, брачный аферист. Знакомился с одинокими состоятельными дамами, женился, обирал до нитки и исчезал. Штук десять паспортов, и все поддельные. Косит под кататонию, причём вполне грамотно косит, начитался учебников. Ну ладно, мы с тобой отвлеклись. Я тебя внимательно слушаю.
— Кирилл Петрович, вы, конечно, уже знаете, Молох убил ещё одну девочку. Четвёртую. Или нет, пятую.
— Почему ты сказала — пятую?
— Потому, что первую он убил очень давно, в ранней юности. Но возможно, это уже десятая жертва, если считать тех детей, из Давыдовского интерната.
— Оленька, — профессор укоризненно покачал головой, — ты меня пугаешь. Ты прямо зациклилась на нём.
— А вы — нет? — спросила она чуть слышно.
— Я? — он вздохнул, грустно улыбнулся. — Да, я, наверное, тоже. Вчера я был на совещании у замминистра, как раз обсуждали это убийство. Кстати, видел твоего Соловьёва, мы потом в столовой встретились, поболтали. Из всех из них только он один считает, что убийство девочки — продолжение серии.
— Как — один? А остальные?
— Ну, видишь ли, различий действительно, слишком много.
— Да вы что, какие различия? Тот же почерк! — Оля не заметила, что повысила голос. — Та же серия! Она продолжается многие годы. Не первый, не четвёртый, а уже десятый труп! Если считать ещё и этого несчастного Пьяных, то вообще одиннадцатый!
Кирилл Петрович успокаивающе похлопал её по руке.
— Тихо, тихо, не заводись. Пьяных он уж точно не убивал. Вижу, ты готова подключиться к расследованию, просто рвёшься в бой. Я прав?
Оля кивнула и постаралась улыбнуться.
— Конечно, иного я от тебя и не ждал. Честно говоря, мне тоже в последнее время не даёт покоя та старая история со слепыми сиротами. Тогда я был уверен, а сейчас стал сомневаться.
— В чём? В том, что Пьяных виновен?
Он кивнул.
— Несчастного учителя физкультуры уже не вернёшь. Но, знаешь, я в таком возрасте, что пора и о душе подумать. Если я всё-таки ошибся, следует исправить ошибку, хотя бы посмертно оправдать человека.
— Вы серьёзно? — Оля смотрела на него во все глаза.
— Серьёзней некуда, — он тяжело вздохнул, — мучает меня это, Оленька, очень мучает.
— И что вы собираетесь делать? Вы же знаете, все материалы из архивов изъяты, никто не захочет в этом копаться. Почти десять лет прошло.
Он посмотрел ей в глаза и хитро прищурился.
— А я и не рассчитываю на помощь официальных инстанций. Я прекрасно знаю, что ни в ГУВД, ни в прокуратуре меня не поймут, да ещё смеяться станут, скажут, сбрендил профессор на старости лет. Я, душа моя, если на кого и рассчитываю, то только на тебя, — он погладил её по плечу, — ты ведь лучшая из всего моего выводка. Помнишь замечательные стихи: «Учитель, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться».
— Кирилл Петрович, вы… — Оля запнулась, почувствовала, что сейчас заплачет, и отвернулась.
Никогда, ни разу за многие годы, он не говорил ей таких слов.
— Ладно, пока хватит об этом, — он вытащил сигарету, но закуривать не стал, — а то ещё возгордишься, задерёшь нос. Скажи, что тебе известно о последнем убийстве?
Оля спрыгнула с подоконника.
— Я закрою окно. Холодно. Мне известно имя девочки, я видела снимки трупа, сделанные на месте преступления, я знаю, что совпадает практически все.
— Все, кроме личности жертвы. Одна такая ма-аленькая деталь. Откуда вообще у тебя информация? Ты уже встречалась с Соловьёвым?
— Нет. Я вчера вечером была на программе «Тайна следствия». Но это не важно, передачу все равно в эфир не пустят.
— Ух ты! Интересно, почему? Неужели у нас опять появилась цензура?
Оля не успела ответить. Дверь распахнулась. На пороге стояла молоденькая медсестра Алена. Лицо её
