там местечко для неё расчистил.
Рыжий усадил Ику назад, сам сел вперёд, рядом с водителем.
Пробка опять замерла и долго ещё не двигалась.
Глава тридцать первая
После разговора с профессором Марк странно ослаб, все вдруг стало безразлично. На заплетающихся ногах он добрёл до палаты и рухнул в койку. У него болела голова. Самое скверное, что он толком не мог вспомнить, о чём они говорили. Голос профессора стоял в ушах монотонным гулом, уиу-уиу-уиу, как будто электропилой медленно распиливали череп.
— Он меня гипнотизировал! — Марк мучительно сморщился. — Вот сволочь! Я же мог ему чёрт знает что рассказать.
Это показалось ему жутким, немыслимым унижением. Получается, какой-то учёный хмырь может вот так, запросто, одним только голосом и взглядом, сделать из тебя послушную марионетку и вывернуть тебя наизнанку, вытянуть любую информацию.
Марк пытался успокоиться, вспомнить разговор с профессором, но не мог. Все сливалось в это проклятое уиу-уиу. Единственный способ выяснить хоть что-то — поговорить с фрау доктор.
Одолевая головокружение и ватную слабость, он встал с койки, поплёлся в коридор и опустился на первую банкетку, рядом с жирным бабообразным новеньким, который ночью устраивал газовую атаку. Новенький жадно жевал булку. Крошки прилипали к подбородку, сыпались на гигантские ляжки, обтянутые трикотажными штанами.
— Чтоб ты лопнул, толстая скотина, — пробормотал Марк.
— Ы-ы, — ощерился жирный и спрятал булку за спину, — сам дурак.
— Сдохнешь здесь, вонючка, и твои мама с папой будут только рады. — Марк вложил в слова всю злобу, которая скопилась у него за последние дни, и сразу как будто полегчало, даже головная боль утихла.
— Ы-ы… — Губы дебила в слюнях и крошках растянулись, все его лицо зашевелилось, сморщилось. — Ы-ы!
Мимо прошла сестра.
— В чём дело? — она взглянула сначала на дебила, потом на Марка.
Дебил плакал в голос, размазывал слезы и сопли, показывал на Марка, причём не рукой, а подбородком, выдвигая вперёд нижнюю челюсть, как ящик комода.
— Мне плохо, — пожаловался Марк, — позовите доктора.
— Тебе? — Сестра прищурилась и поджала губы. — С тобой как раз все в порядке. Вот ему плохо, да. — Она ласково, без всякой брезгливости, посмотрела на дебила, погладила его по лысой голове. — Костик, он что, обидел тебя? Почему ты плачешь?
— Обы-ыдил, Косыка обы-ыдил, — промямлило жирное животное.
— Ну, пойдём, миленький, пойдём, умоемся, плакать не будем.
Сестра подняла Костика и повела его к умывалке, бросив на Марка такой взгляд, как будто это он, а не Костик, был дебилом, весь в соплях, слюнях и хлебных крошках.
Марк закрыл глаза, прижался затылком к холодной стене.
«Мог я сболтнуть что-то или нет? — думал он, но как-то совсем вяло, равнодушно. — И зачем я привязался к этому недоумку? Кто меня за язык тянул? Теперь Зинка наверняка пожалуется Филипповой, опять ко мне будут приставать, ой, как же хреново мне!»
Это было похоже на кокаиновую ломку. Тоска, слабость, злость. Чувство абсолютной, глобальной безысходности, тупая головная боль.
В коридоре опять появилась слонопотамша Зинка, Марк узнал её по тяжёлым шагам, от которых дрожал пол. Он открыл глаза и позвал:
— Зинаида Ильинична! Мне правда плохо!
Хотел громко, но получилось совсем тихо, губы едва двигались.
— Что? В чём дело? — Сестра встала перед ним и недоверчиво глядела сверху вниз.
— Слабость. Голова болит и кружится.
— Не жрёшь ничего, вот и слабость, — заключила сестра, но всё-таки взяла его руку, пощупала пульс, нахмурилась. — Ладно, пойдём в процедурную, доктор тебя посмотрит.
Марку измерили давление, оказалось очень низкое, девяносто на шестьдесят.
— Не смертельно, — заявила Филиппова, — у меня всю жизнь такое. Могу назначить вам глюкозу и витамины.
— Дело не в этом, — Марк помотал головой, и ему показалось, что она сейчас отвалится, — ваш профессор, он что-то сделал со мной. Мне из-за него так плохо.
— Что же такое он с вами сделал? — Её губы слегка дрогнули в улыбке, наверное иронической.
— Я не понимаю. Не помню. Это было что-то вроде гипноза.
— Вполне возможно. Кирилл Петрович иногда использует гипноз. Кстати, при амнезии это даёт хороший эффект.
— Да нет, нет, — он болезненно сморщился, — он гипнотизировал меня не для того, чтобы я вспомнил, а наоборот.
— То есть?
— Не знаю, как это объяснить. Вы врач, вы должны понимать такие штуки. Что он вам про меня говорил, когда я вышел?
— Ничего. О вас он все сказал в вашем присутствии. Вы боитесь, что под гипнозом вспомнили своё имя? — спросила Филиппова.
— Нет. Этого я как раз боюсь меньше всего. Наоборот, я хочу вспомнить. Объясните, почему мне так плохо?
— Муки совести, — усмехнулась Филиппова.
— Что вы имеете в виду?
— Вы опять обидели больного.
— А, вы об этом? Ну извините. Я не нарочно. Так получилось. Его положили на соседнюю койку, и он всю ночь портил воздух. Из-за этого я не мог спать.
— Какой у вас, однако, чуткий нос. Скажите, а вы, вообще, хорошо спите? Кошмары не мучают? Мальчики кровавые в глазах, и девочки…
— Вы на что-то намекаете, я не понимаю, — быстро, нервно пробормотал Марк и принялся растирать лоб. — Ольга Юрьевна, мне плохо, вы всё-таки врач, вы обязаны мне помочь, хотя бы дайте таблетку от головной боли, какие мальчики, девочки?
Филиппова несколько секунд молчала и смотрела на него. Наконец спросила, очень тихо:
— Ваш псевдоним в Интернете Марк Молох?
Он перестал растирать лоб, покачнулся, ухватился за край кушетки обеими руками. Кадык задвигался, глаза часто заморгали. Руки вцепились в край кушетки так, что побелели костяшки пальцев.
— Вы не только сочиняете порнографические рассказы о том, как насилуют и убивают детей, — продолжала Филиппова своим мягким, низким, спокойным голосом, — вы ещё и фильмы снимаете с участием детей. Но этого мало. Вы детьми торгуете.
Марк почувствовал, что пижамная куртка стала мокрой и прилипла к спине. Они были одни в процедурной, сестра вышла. Филиппова стояла над ним и смотрела в упор, сверху вниз. Он мысленно досчитал до десяти, облизнул пересохшие губы, поднял лицо, посмотрел ей в глаза и медленно, спокойно произнёс:
— Грязная клевета. Как вам только в голову пришла подобная мерзость? Я, по-вашему, законченный подонок? Какие дети? Какой Интернет?
Филиппова как будто не услышала его, продолжала говорить:
— Женя Качалова. Ей недавно исполнилось пятнадцать лет. Вы продали её серийному убийце. Он задушил её в лесу, в двадцати километрах от МКАД. Вы встречались с ним, брали деньги за Женю? Ну? Клиент, который купил у вас Женю. Как он выглядел? Можете не отвечать прямо сейчас. Думайте. Если вы окажете содействие в поимке серийного убийцы, для суда это очень серьёзно. Вы можете рассчитывать на
