снегопадом ему предстояло еще минут двадцать.
Вокруг не было ни души. Артур утешался тем, что выбрал отличное место. Холодно, конечно, и некуда спрятаться от метели, зато все пространство вокруг видно чуть ли не на километр.
Стрелок явился точно, минута в минуту.
– Значит так, – начал Шпон, слегка стуча зубами от холода, – клиента твоего зовут Михо.
– Грузин? – спросил стрелок.
– Нет. Это не имя. Кличка. На самом деле его зовут Михонин Илья Григорьевич. Номера сотовых, фотография, – он протянул маленький плотный конверт.
На полароидном снимке Михо был запечатлен за обильным застольем, в веселой компании. Он сидел между двумя девушками, блондинкой и брюнеткой, и глядел на Кирилла и пьяно улыбался.
– Он крепкий, коренастенький такой, рост 180. Сейчас Москве, лежит в глазной клинике, не вылезает оттуда, – быстро, тихо говорил Шпон и слизывал с губ тающие снежинки.
– Что, вообще не выходит из клиники? – спросил Кирилл.
– Нет. Вчера вроде собрался во Владик лететь, на праздники, но до Домодедова не доехал. Вернулся. Почему, не понимаю.
– Погода не летная, – пробормотал Кирилл, вложил снимок в конверт и вернул Шпону.
– Ты чего? – Артур убрал руки за спину, не желая брать конверт.
Кирилл положил его Шпону в карман куртки.
– Нет, ну ты чего, блин?! – испугался Артур. – Так дела не делают, в натуре.
– Конечно, – кивнул Кирилл, – не делают. Ты, Артур, интересный человек. Даешь заказ, а про клиента ни черта не знаешь. Фотка, два номера, и все?
Артур понял, что стрелок хочет еще поторговаться, и со смиренным вздохом произнес:
– Двадцать пять.
– Пятьдесят, – живо отреагировал стрелок.
Торговались долго, забыв о снеге, холоде и мокрых ногах. Наконец сошлись на сумме сорок тысяч долларов. Пятнадцать аванс, двадцать пять – после выполнения заказа. Артур достал конверт и протянул стрелку.
– Ты ошибся, – мягко улыбнулся стрелок, – ты должен дать мне другой конверт. Этот я уже видел.
– Но как же? Тебе же нужны фотка, номера? – удивился Артур.
– Они мне нужны только вместе с авансом.
– А, ты о деньгах? – догадался Артур, снял шапку, отряхнул от снега, опять надел. – Насчет денег не переживай. Никуда они не денутся. Главное, мы договорились. Ты приступай к работе. Вряд ли он захочет встречать Новый год в клинике, вылезет, поедет в какой-нибудь клуб, ты должен быть готов, лучше всего ждать у выезда из клиники, там дом напротив, есть подходящий чердак. Ты заранее все посмотри, проверь...
– Деньги, – перебил его стрелок, – сначала деньги, потом чердак.
Ну, я же сказал, не волнуйся. Я такой человек, понимаешь, не люблю трогать деньги раньше времени, возить с собой большие суммы, – Шпон облизнул губы, – завтра. Вот прямо завтра утром мы встретимся, и получишь свой аванс.
– Нет. Так не пойдет, – сказал стрелок и посмотрел на часы, – сколько тебе нужно времени, чтобы привезти деньги?
– Сегодня?
– А когда же? Ты хочешь, чтобы я начал работать? Тогда давай, не тяни.
– Что, прямо сюда привезти? Все пятнадцать?
– Мг-м.
– Холодно. Метель. Ты будешь ждать меня здесь два часа?
– Мг-м.
– А если пробки? Знаешь, какие сейчас пробки из-за снегопада? Слушай, да что ты так переживаешь? Будут деньги, я обещаю.
– Ладно, хватит, – поморщился стрелок, – я работаю или как?
– Конечно, работаешь, просто, понимаешь, тут у меня маленькие проблемы, денег на бензин даже нет сейчас. А бак пустой.
– Я тебе дам на бензин стольник.
– Нет, ну не в этом дело, я просто боюсь, на Каширке застряну.
– А ты не бойся, езжай по кольцу.
– Это как?
– До поста ГАИ, потом направо, дальше прямо, до первого светофора.
Стрелку пришлось долго объяснять. Шпон почему-то вдруг стал удивительно бестолков.
– Значит, от поста ГАИ налево? – тупо переспросил он.
– Направо. Что ж ты, диспетчер, приехал в Москву работать, а города не знаешь? Ладно, сосредоточься. Объясняю еще раз.
Дело было не в географической тупости Шпона. Просто имелась у Артура одна неприятная черта, совершенно лишняя для человека его профессии. Ему было физически больно расставаться с деньгами, руки ломило, пальцы сводило, они сжимались, хоть тисками отгибай. Даже в очевидных ситуациях, когда надо вытащить и отдать, он медлил, словно ждал: вдруг забудут про деньги? Ужасно глупое свойство характера. Но нет идеальных людей. Даже у самых умных бывают маленькие недостатки. Отправляясь на встречу со стрелком, он уже положил конверт с авансом во внутренний карман пиджака. Правда, это было не пятнадцать, а десять тысяч. Пересчитал. Положил в карман. Потом вытащил и опять спрятал в тайничке под кухонной раковиной. О чем он думал, проделывая все эти странные манипуляции, сказать трудно. Наверное, он не думал. Он чувствовал. Им руководила страсть, а не пошлый расчет.
Расставшись со стрелком, он резво побежал к машине. Он был собой доволен. На самом деле, получилась отличная проверка. Если бы стрелок согласился начать работать без аванса, это было бы нехорошо. Подозрительно. А так все нормально. Все идет, как по маслу. Если стрелок успеет завалить Михо в праздники, чеченцы наверняка это оценят, и впредь все их серьезные дорогие заказы будут доставаться только шпону. Если стрелок сработает быстро и аккуратно, его можно будет использовать еще не раз.
Дорога до Сокольников и обратно заняла не так много времени. Когда Шпон вернулся, стрелок стоял возле чахлых елок, на краю пустыря, весь в снегу, румяный и веселый. Артур подошел. Стрелок молча взял конверт с фотографией, конверт с деньгами, аккуратно пересчитал купюры, сунул в карман теплой куртки.
– Все нормально. Потом, когда завалю, тебе позвонить, или сам узнаешь?
– Сам узнаю. Ты, главное, начинай быстрей работать.
– Работа уже идет, – стрелок вдруг весело подмигнул и засмеялся, – заказывай музыку. Траурный марш.
– Эй, ты не особенно веселись, – сказал Шпон.
И вдруг в глазах у него потемнело. Сквозь метель к ним бежали люди. Много людей. Через секунду руки ему больно заломили за спину. Щелкнули наручники. Такое могло произойти с кем угодно, только не с ним, не с Артуром Шпоном. Грамотно организованные заказные убийства нельзя раскрыть, а тем более предотвратить. Это убеждение было надежным крепким стержнем, на котором держалось все в его жизни.
Ему сразу, на месте, стали задавать вопросы, ему предъявили пачку новеньких стодолларовых купюр и фотографию Михо. Этого не могло быть. Мир рушился. Шпону показалось, он умрет сейчас. Но не умер. Только в штаны наложил. Так и вонял всю дорогу до следственного изолятора. А там его помыли и переодели.
Кирилл ехал на джипе в Управление и думал, как жаль, что это не его машина и что у него никогда такой машины не будет. Он должен был сдать джип, «Роллекс» и прочий казенный камуфляж, которые получил под расписку на время выполнения спецзадания. Золотые побрякушки снял и сложил в пакет сразу, как только все кончилось. А с джипом расставаться было грустно.
Следователь, посетивший Михо в тот же вечер в больнице, сообщил, что его заказали, но убийство удалось предотвратить. Роль убийцы сыграл офицер-оперативник, довел посредника до момента передачи денег и фотографии, и это дало возможность взять посредника с поличным.
– Можете считать, вы во второй раз родились, – сказал следователь, – но впредь вы должны быть крайне осторожны. Советую пока оставаться в Москве. Здесь мы, по крайней мере, можем держать ситуацию под контролем.
Вика сидела тут же, в палате. Когда следователь ушел, она заплакала.
– Ну, ну, – сказал Михо, – теперь все в порядке. Успокойся.
– Я от радости.
Это было правдой. Она плакала от радости. В ближайшее время жизни Михо ничего не угрожает, и если она уйдет сейчас, то не будет чувствовать себя дрянью, которая бросила мужа в ужасный момент. Ей хотелось расцеловать этого неизвестного оперативника. Он спас жизнь Михо, а ее освободил от необходимости тянуть, врать, притворяться. Прошел, наконец, озноб, который колотил ее в последние дни. Она согрелась.
«Тепло! Тепло!» – повторял внутри веселый голосок, хотя никого, кроме Михо, рядом с ней пока не было.
Новый год Михо собирался встретить в одном из закрытых московских клубов. Вика обещала подъехать к одиннадцати, хотя уже знала, что никуда не поедет. Останется дома. Просто позвонит ему на мобильный и все скажет. По телефону легче.
В половине одиннадцатого она спохватилась, что у нее нет елки. Но тут же вспомнила: на антресолях валяется маленькая, пластмассовая. Достала ее, нашла коробку со старыми игрушками и кусками старой, свалявшейся серебряной мишуры. Поставила на стол шампанское. Есть ей совершенно не хотелось. Только пить. И почему-то все время было жарко.
Она приняла прохладный душ, причесалась, подкрасилась, надела новое красное платье. Поставила кассету, «Щелкунчик» Чайковского. Эта музыка с детства была для нее одним из главных символов Нового года.
В одиннадцать ноль пять зазвонил телефон. Она знала, что это Михо. Рука потянулась к аппарату и застыла. Трубку она так и не взяла. Городской замолчал, и тут же зазвонил мобильный.
– Надо погулять с Гретой, – сказала себе Вика, – а то напрудит под бой курантов. Надо выгулять ее как следует. Я вру себе в последний раз, честное слово. И это ведь не совсем вранье. Грете, правда, надо во двор.
Она отключила мобильный, так и не ответив. Надела сапоги, накинула на платье старую белую шубку, пристегнула поводок. Вслед ей звучал
