— Мы развелись восемь лет назад, — продолжала Лена, уже сидя на кухне напротив Миши Сичкина, который торопливо писал под ее диктовку, — его теперешнего адреса я не знаю. После нашего развода у него сменилось две или три семьи.
— Вы с ним встречались после развода? — спросил Сичкин.
— Да. Лет пять назад он принес несколько своих рассказов ко мне в редакцию. Но я ни одного из них не опубликовала.
— Из личных соображений? Были обижены на него после развода?
— Что вы, — мягко улыбнулась Лена, — мы расстались мирно. Просто рассказы были слабые. Потом мы встретились летом этого года на конференции в Канаде, совсем случайно. А сегодня утром он позвонил мне сюда и попросил о встрече, хотел, чтобы я вышла к нему в маленький дворик, здесь неподалеку. Я сказала, что приду, но идти не собиралась. Просто согласилась, чтобы не продолжать разговор.
— В котором часу это было?
— Не знаю. Я не посмотрела на часы. Звонок меня разбудил, я была сонная.
— Потом вы опять легли спать?
— Да. Но заснуть не смогла и пошла в ванную. Ну а потом — я уже рассказывала, что было потом.
— Елена Николаевна, можно немного конкретнее: почему вы, не собираясь идти, сказали, что придете, и почему не хотели встречаться с Бубенцовым?
— После нашей встречи в Канаде этим летом он какое-то время пытался возобновить со мной отношения. Мне этого не хотелось. Мы были совершенно чужими людьми, к тому же я узнала, что у него жена и маленький сын.
— Он скрывал это от вас?
— Да.
— Вы выясняли это специально или узнали случайно?
— Совершенно случайно. Я ничего про него специально не узнавала, мне это было неинтересно.
— И тем не менее это повлияло на ваш отказ продолжать отношения?
— А как вы думаете? Конечно, повлияло.
— И все-таки, почему вы не сказали ему по телефону, что не придете?
— Месяца три назад я пыталась объяснить ему, что не хочу с ним встречаться. Слов он не понял. Я решила, что поступок поймет. Пообещать и не прийти — это, конечно, нехорошо, но убедительно.
— Как вам кажется, он тяжело переживал ваш отказ продолжать отношения?
— Юрий всегда пользовался потрясающим успехом у женщин. Он привык, что все от него без ума. Мой отказ ударил по его самолюбию.
— Когда вы были женаты, он ревновал вас к кому-нибудь?
— Ко всем подряд.
— Вы давали ему поводы?
— Нет. Я ему не изменяла. Он мне — да.
— Как он выражал свою ревность?
— Очень красноречиво.
— То есть?
— Бранился, устраивал сцены.
— Он не пытался вас ударить, не грозил убить?
— Вы клоните к тому, что Бубенцов пытался застрелить меня из ревности? Простите, но, мне кажется, вы ошибаетесь. Дон Жуан и Отелло с глушителем в одном лице — это слишком литературно.
— Елена Николаевна, давайте пока оставим литературные аналогии. Вы не ответили на мой вопрос.
— Хорошо. Я отвечу. Ударить он меня пытался пару раз. Один раз ударил-таки, после чего я ушла. Но убить не грозил никогда.
— Значит, инициатором развода были вы?
— В общем, да. Но Юрий сделал все возможное, чтобы у меня такая инициатива возникла.
— Он пытался вас вернуть?
— Нет. У него был роман с какой-то манекенщицей.
— Но при этом он устраивал вам сцены ревности? А говорили, что мирно расстались.
— Как ни странно, да. Он не считал, что, ударив, обидел меня. Для него это было в порядке вещей. А я считала, что обижаться надо только на себя — ведь могла уйти и раньше. Мы расстались мирно в том смысле, что, перестав быть мужем и женой, не сделались врагами.
Кротов слушал все это молча и думал о том, что сам бы он не смог задать Лене вопросы, которые задавал Сичкин. Между тем они, конечно, были необходимы. В то, что Бубенцов пытался застрелить Лену из ревности, он не верил ни секунды. Но версия, стремительно обрастая подробностями, становилась все весомей. Легко можно было предположить, что на квартире у Лены побывал именно Бубенцов, прихватил ключи, телефонную книжку и фотографию, которую нашли в кармане его куртки. Потом зашел еще раз и оставил страшную картинку. Были еще кассеты. Однако из разговора с практиканткой можно лишь сделать вывод о простой медицинской халатности, а доктор Курочкин своих слов уже не подтвердит. Личность Зои Генриховны, конечно, будет идентифицирована, но к данному делу привязать это невозможно. Остается только некто третий, вошедший в квартиру вслед за Бубенцовым и выстреливший ему в затылок. Кто бы он ни был, Кротову хотелось сказать ему большое спасибо — не только за то, что спас Лене жизнь, но и за то, что фактом своего существования опровергал тупиковую версию. Предположить, что некий тайный воздыхатель, неизвестный даже самой Лене, заранее предвидел намерения ревнивца Бубенцова, следил за ним, дал войти в квартиру и пристрелил в самый последний момент, — это было уже слишком.
И все-таки представить, что бывший муж, пусть даже мерзавец и бабник, согласится прийти к бывшей жене в качестве наемного убийцы, Кротову было пока сложно. Если только этим он не пытался спасти свою жизнь…
Вконец измотанную Лену Кротов отвез к себе домой. Он решил, что оставшиеся до отлета в Нью-Йорк три дня ей лучше пожить у него. Она, не возражала, согласилась с благодарностью. Пиню взяли с собой. Квартиру Зои Генриховны опечатали. Оперативная группа отправилась во дворик, о котором говорила Лена.
Глава 16
В воскресенье утром Зотова решила зайти в больницу, посмотреть, как дела в отделении.
— Там больная в послеоперационном скандалит — сообщила дежурная докторша, — требует выписать ее, говорит, в суд подаст на нашу больницу. Глушко ее фамилия.
— Хорошо, я зайду, разберусь, — пообещала Зотова.
Войдя в послеоперационный бокс, она увидела, что Глушко лежит неподвижно, уставившись в потолок.
— Добрый день, Лидочка! Как мы себя чувствуем? — Зотова придвинула стул к койке и села.
— Я вам не Лидочка. Что вы сделали с моим ребенком?
— Успокойтесь, деточка. Я понимаю, вам тяжело. Ну, что случилось, то случилось. Нельзя так казниться.
— Это не само случилось. Это вы сделали.
— Мы? Сделали вам выкидыш? Что вы такое говорите, Лидочка? Как вам не совестно?
— Вы ввели мне лекарство, от которого начались роды. Вам зачем-то понадобился мой ребенок.
— Мы вам жизнь спасли. У вас ведь трое детей, подумайте о них. Это счастье, что выкидыш случился здесь, в больнице. — Зотова уже теряла терпение, но держалась из последних сил.
— Я подам на вас в суд, — спокойно сообщила Глушко.
Именно это спокойствие и тревожило Зотову.
«Если к Полянской прибавится еще и Глушко… Надо что-то делать!» подумала она и сказала:
