позвать не могу, окно-то не открывается, я еще осенью все щели заклеила, знаете, как у нас дует. И отопление выключают постоянно. Я ходила в РЭУ, говорю, что за безобразие! Такие деньги за квартиру платим.
– Подождите, давайте по порядку, – перебил ее оперативник. – Вы на каком этаже живете?
– На втором. Вон оно, мое окошко.
Оперативник взглянул в ту сторону, куда указывала старушенция. Действительно, из ее окна должны были отлично просматриваться и детская площадка, и автостоянка. Весь двор как на ладони.
– В котором часу вы начали смотреть в окно?
– Ой, да не помню я. – Старушка уже поеживалась от холода.
– Может, мы пройдем к вам в квартиру? – предложил оперативник.
– Да у меня не прибрано, – смутилась она.
– Ничего, это не важно.
– Ай, да вон же он, оглоед! – внезапно всплеснула руками бабулька и с криком: – Кузька! Кузька! Кис- кис-кис! Вот я тебя, разбойник! – помчалась молодым галопом через лужи вдогонку за громадным дымчато- серым котярой.
Мяукнув утробным басом, кот взлетел на дерево.
– Ты у меня придешь домой, бесстыжие твои глаза, ты у мены рыбки-то попросишь! – погрозила ему пальцем хозяйка, глядя снизу вверх. – Вот ведь паразит такой!
В однокомнатной квартире стоял крепкий кошачий дух. Громко кричало радио. Покосившись на неприбранную кровать, старушка стыдливо прикрыла дверь в комнату и провела оперативника на кухню, засуетилась, убирая со стола газету с разложенными на ней сухарями.
– Давайте уж все по порядку, – начал оперативник, когда хозяйка наконец угомонилась и уселась напротив. – Фамилия, имя, отчество.
– Колесникова Клавдия Семеновна, 1925 года рождения…
Несмотря на преклонный возраст, Клавдия Семеновна обладала удивительно острым зрением. Она подробно описала молодую женщину, заехавшую во двор с коляской, рассказала, как был одет ребенок.
Полчаса назад оперативник сам видел эту женщину с ребенком и мог убедиться, что старушка не перепутала ни единой детали.
– Ну вот, – продолжала Клавдия Семеновна, – оставила она коляску у скамейки, а сама пошла к качелям. Ребенка на руках несла. Он, хоть и большой, но лужи-то какие! А на коляске два пакета висят. Я еще подумала: что ж ты, миленькая, пакеты-то свои так оставляешь без присмотра? И коляска хорошая, импортная. Потом смотрю, выходит женщина вон из той машины.
Вместе с оперативником она подошла к окну и указала на маленький светло-зеленый «Москвич».
– Вот, значит. Вышла она, женщина эта. Быстренько к колясочке подходит, и сразу назад, к машине. Села и сидит, не уезжает.
– Вы не заметили, что она делала у коляски?
– Чего не видела, того не видела, – развела руками старушка, – все это было очень быстро. Сейчас-то я думаю, что женщина эта бонбу в пакет бросила. А тогда мне ничего такого в голову не пришло. Подошла, отошла – мало ли зачем? Может, хотела на скамейку сесть, посидеть. Но увидела, что мокро, и раздумала. А потом это въезжает, ну… Не знаю, как называется. Здоровый такой автомобиль, черный. Сам черный, а на боках фигульки какие-то цветные. Я его часто вижу в последнее время. Уж не знаю, сам здесь живет, либо ездит к кому. Это не в нашем доме, а напротив. Вот про наших-то я про всех знаю. Так вот, эта громадина черная как врежет по зеленой-то машинке сзади. Я ничего понять не успела, смотрю, та, что с ребеночком, на землю упала, этак, знаете, на локотки. А ребеночек – под ней. Она дитя-то прикрыла телом своим, и тут как раз бабахнуло. У меня первая мысль была – мальчишки балуются. У нас ведь, знаете, часто в последнее время безобразничают, эти, как их… пикары пускают.
– Петарды, – поправил оперативник.
– Один бес, – махнула рукой старушка, – грохочет сильно, аж стекла дребезжат. Вот вы, милиция, как это безобразие позволяете?
– А мы не позволяем, – улыбнулся оперативник, – нас не спрашивают. Продолжайте, пожалуйста, Клавдия Семеновна.
– Ну, да чего же продолжать-то? – вздохнула старушка. – Смотрю я, колясочка летит. Прямо вот летит над землей и горит.
– А машины?
– На машины я не смотрела. У меня аж сердце в пятки ушло. Это же надо, думаю, ужас какой! Ведь еще б немного, и женщина та, с ребенком, посадила бы в эту коляску свое дитя. Они же туда, к скамейке, шли. Это каким зверем надо быть, чтоб в коляску бонбу подложить!
– Клавдия Семеновна, пожалуйста, как можно подробней опишите ту женщину, которая выходила из зеленой машины.
– Значит, так, – сосредоточенно наморщила лоб старушка, – немолодая. Но и не старая. Возраст средний, лет пятьдесят, может, поменьше. Высокая, но не очень.
– Примерно какого роста?
– Встань-ка, сынок, – скомандовала старушка.
Оперативник вытянулся перед ней. Он был длинный, метр восемьдесят семь. Свидетельница критически смерила его взглядом.
– По сравнению с тобой, конечно, маленькая, – заключила она, – но вообще высокая.
– Ладно, – вздохнул оперативник, усаживаясь на табуретку, – выше или ниже той, что была с коляской?
– Вроде чуть повыше, – пожала плечами старушка, – а может, такая же.
– Хорошо. Как она была одета?
– Куртка такая, короткая, коричневая. С меховым воротником. Дубленая. Воротник черный, лохматый. На голове шапочка черная, вязаная. Волосы все убраны под шапочку. Юбка темная. Вроде коричневая. Ну, простая такая юбка, не широкая и не узкая. Длинная, но не очень. Сапоги… точно не помню, кажется, черные.
– В руках у нее было что-нибудь?
– Нет. Руки она держала в карманах. Ничего не было, ни сумок, ни пакетов.
– А лицо? Я понимаю, из окошка разглядеть трудно, но все-таки…
– Да вроде никакое у нее лицо, – пожала плечами свидетельница.
– Как это – «никакое»? – удивился оперативник.
– Ну, неприметное, самое что ни на есть обыкновенное. Никакое.
Оперативник встал, подошел к окну и подозвал старушку. Внизу, на автостоянке, работали трассологи из ФСБ. Оперативник указал на того из группы, которого можно было разглядеть:
– Вот у этого какое лицо?
– Круглое, курносое, – не задумываясь, ответила свидетельница, – крестьянское лицо. Простое. Губы толстые. На артиста одного похож. Был такой фильм хороший, про войну. «А зори здесь тихие». Недавно по шестому каналу опять показывали. Я наши советские фильмы всегда смотрю. Там старшина был, душевный такой, простой человек. Вот он похож на того старшину лицом. То есть на артиста, который играл… Фамилии вот не помню, жалко. Хороший артист, только снимался мало.
Оперативник знал, о каком артисте говорит свидетельница. Но фамилии тоже не помнил. Толстогубый простоватый трассолог из ФСБ был действительно похож на старшину Васкова из фильма «А зори здесь тихие». Оперативник сам недавно с удовольствием пересмотрел его вечером по ТВ-6. Он любил старое кино, как и эта бабулька.
– Вас бы к нам на работу, в милицию, – улыбнулся оперативник, – ну а вот та женщина, может, она тоже была похожа на какую-нибудь актрису или дикторшу? Она ведь от машины до скамейки шла лицом к вашему окну.
– Нет, – покачала головой старушка, – ни на кого она не похожа.
– А если бы вы ее встретили, узнать смогли бы?
Клавдия Семеновна задумалась, потом медленно произнесла:
