– Не знаю, не знаю…
Майор закурил, Лена тоже вытянула сигарету из своей пачки.
– У меня есть к вам одна просьба, – тихо сказала она, – завтра утром я отправляю дочь вместе с соседкой, которая у нас за бабушку и за няню, в дом отдыха «Истра» на Истринском водохранилище. Вы не могли бы связаться с ними, с тамошней охраной, чтобы они…
– Да, я вас понял, – перебил майор, – я сделаю все необходимое. А у вас у самой какие планы на ближайшее время?
– Я должна поехать в Сибирь, сопровождать американского профессора в качестве переводчика- консультанта. – Она улыбнулась. – Деньги буду зарабатывать на хороший летний отдых. Очень хочется вывезти ребенка на море.
– И надолго вы уедете?
– На десять дней. Американец прилетит сегодня поздно вечером. А потом мы летим в Тюмень.
– Я дам вам номер, – сказал майор, – вы позванивайте иногда из Сибири. У нас могут появиться вопросы к вам. А связь односторонняя. Хорошо?
– Да, конечно. Только вы уж, в свою очередь, мужа моего из Лондона не выдергивайте раньше срока. Он впервые за границей. А весь его отдел сейчас на месте, вы можете обратиться к Сичкину Михаилу Ивановичу, впрочем, что я вас учу? Сами разберетесь. Только Сережу не трогайте, не пугайте, ладно? Ему осталась-то там всего одна неделя.
– Ладно, Елена Николаевна, – улыбнулся майор, – я обещаю, что с мужем вашим мы не станем связываться до его возвращения. Вы в общем-то правы, что отправляете ребенка в дом отдыха и сами уезжаете из Москвы. Хотя все это было запланировано раньше, не сегодня.
– Да, конечно.
– А получилось очень кстати.
Когда майор ушел, Лена позвонила Мишане Сичкину на службу.
– Его нет, – ответили ей, – а кто спрашивает?
– Это Полянская.
– Здравствуйте, Елена Николаевна. Загрипповал Сичкин, бюллетенит второй день.
Лена тут же перезвонила Мишане домой. Голос у него был совсем сиплый.
– Только не рассказывай мне, что к тебе приходил фальшивый электрик или сантехник, что ты обнаружила «хвост», как Штирлиц, и что жена того гитариста тоже повесилась, – попросил он жалобно.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Лена в ответ.
– Отвратительно. Сбиваю температуру всякими «упсами».
– Смотри, желудок испортишь. Скажи Ксюше, чтобы она тебя водкой растирала.
– Водку я лучше внутрь приму, – пробурчал Мишаня.
– Да уж, с аспиринами и панадолами это отлично сочетается. То же мне, алкоголик.
– Ладно, миссис доктор, про грипп и водку мы потом поговорим. Что у тебя случилось, выкладывай.
– Коляска у нас взорвалась сегодня. В пакет с Лизиными ботинками подложили взрывное устройство, пятьдесят грамм тротила. К тебе фээсбэшники придут, они думают, это связано с Сережиной работой.
– Лен, я не понял, ты серьезно? – От волнения у Мишани совсем сел голос. – В Лизину коляску подложили взрывчатку? А где были вы с Лизой?
– Метрах в пятнадцати. Мы не дошли. Она взорвалась на несколько минут раньше. Мы просто упали на землю. Нет, ты не волнуйся, с нами все в порядке, только промокли насквозь.
– Надо звонить Сереге…
– Ни в коем случае! Не вздумай ему говорить, пока не вернется. Ты же его знаешь, он с ума сойдет. Ты уж как-нибудь сам с этими фээсбэшниками пообщайся. А что касается жены гитариста, то она действительно погибла.
– О Господи! Когда?
– Позапрошлой ночью. Около половины третьего. Вколола себе смертельную дозу морфия. Потом уронила горящий окурок на одеяло. А за полчаса до этого я говорила с ней по телефону. Мы не договорили. К ней пришла какая-то женщина. Но Катя успела рассказать мне много интересного. Например, о некой докторше, которая лечит ее, гениальной врачихе, такой известной и популярной, что даже имени нельзя называть – как только люди слышат ее имя, сразу просят телефон, рвутся на прием. Не исключено, Мишаня, что именно докторша и навещала Катю той ночью. Трубка лежала рядом с аппаратом, когда она пошла открывать дверь. Я издалека услышала, как Катя назвала женское имя. То ли Инна, то ли Галина.
– Регина… – неожиданно для себя произнес Сичкин.
– Возможно, Регина, – согласилась Лена, – было плохо слышно. А что, тебе просто так пришло в голову это имя? Или есть кто-то конкретный на примете?
– Не знаю… Пока не знаю. Надо скорее выздоравливать и выходить на работу.
– Неужели тебе стало интересно? Мишаня, что с тобой? Скажи мне, что я фантазирую, что Катя – наркоманка и ничего удивительного в ее случайной смерти нет. Никакого криминала не просматривается. Еще скажи мне, что взрывчатку в коляску подложили мальчишки-хулиганы – для смеха. Или какой-нибудь случайный псих пошутил.
– Лен, прекрати издеваться. Когда ты летишь в Сибирь?
– Послезавтра.
– Хорошо, что вас с Лизой какое-то время не будет в Москве.
– Да, майор Иевлев из ФСБ тоже так считает.
Охранник едва узнал в задрипанной полунищей тетке Регину Валентиновну.
– Гена, – сказала она, вылезая из салатового «Опеля», – заплати вот этому полтинник.
– Зелеными? – спросил Гена шепотом.
– Какие у тебя есть, такими и заплати. – Она быстро прошмыгнула в ворота офиса.
– Эй! А деньги? – закричал ей вслед водитель.
– Не ори, – успокоил его охранник и вытащил из кармана пятнистых штанов три скомканные десятитысячные купюры, – хватит с тебя и тридцатки. Уматывай отсюда, мужик, по-хорошему.
Водитель открыл было рот, чтобы поспорить, но, вглядевшись в свирепую низколобую физиономию вооруженного охранника, раздумал, выхватил деньги и быстренько укатил от глухих железных ворот.
В вестибюле Регина налетела на горничную.
– Женщина! Вы куда? Вы как сюда попали? – Горничная преградила ей путь.
– Молодец, Галочка, – потрепала ее по щеке Регина, – проявляй бдительность и впредь. Только, пожалуйста, никогда ни к кому не обращайся «женщина». Это невежливо.
Сорвав с головы черную вязаную шапочку, Регина тряхнула своими холеными волосами цвета спелой пшеницы и спокойным шагом проследовала к себе в кабинет.
– Регина Валентиновна, простите, я вас не узнала, – испуганно шелестела губами горничная ей вслед.
Запершись в кабинете, Регина скинула с себя жалкие одноразовые тряпки, под которыми было тонкое французское белье. Его она сняла уже в маленькой кабинетной душевой, осторожно и бережно. Стоя под горячим душем, она смывала с себя все запахи и звуки этого грязного, хамского города.
Ей вдруг вспомнилось, как лет пятнадцать назад один из ее пациентов, крупный чиновник из аппарата ЦК КПСС, жаловался, что постоянно ему снится один и тот же кошмарный сон: будто он едет в метро в час «пик», потом стоит в нескончаемой очереди в гастроном за «Докторской» колбасой, потом несет кусок этой бумажной серо-розовой колбасы в нитяной сумке-авоське. А под ногами хлюпает безнадежная гнилая слякоть, и войлочные боты, которые называют «прощай, молодость», промокли насквозь.
Конечно, за пятнадцать лет Москва стала совсем другой. Нет очередей, колбасы навалом, но все равно ощущение хамства и грязи осталось. Магазинное изобилие и мчащиеся шикарные иномарки только подчеркнули и обострили его…
Выключив воду, Регина стянула с головы непромокаемую шапочку, закуталась в пушистую махровую простыню. «Что теперь? – думала она. – Попробовать вариант с ядом? Но сейчас это вдвойне опасно. А может, переждать? Может, пока вообще ничего не стоит предпринимать?»
