не криви душой. Ты богатый, знаменитый, у тебя жена-красавица.
– Я один на свете. Она меня не любит. И никто не любит. Она сделала из меня куклу, зомби… Леночка, если бы ты не оттолкнула меня тогда…
– Веня, очень вкусный кофе. Ты сам его варил?
– Тогда ты сказала, что в кухне что-то горит. Сейчас говоришь про кофе.
– Прости. Ты хотел сказать мне что-то важное?
– Да. Ты можешь меня поцеловать и погладить по голове? Пожалуйста, просто поцелуй и погладь по голове. И все, больше мне ничего от тебя не надо.
Он нажал на какой-то рычаг и спинка его сиденья резко откинулась назад. Лена вздрогнула. Он оказался совсем близко, взял у нее из рук кружку с недопитым кофе, наклонившись, поставил ее на пол.
«Господи, что же мне делать? – в панике думала Лена. – Главное – не испугать его, не насторожить, не дать почувствовать, как мне страшно…»
Она осторожно провела ладонью по его белобрысой лысеющей голове. Он поймал ее руку и припал губами к ладони.
– Леночка, не бросай меня… Мне очень плохо.
– Веня, ну почему именно я? – спросила она тихо. – Вокруг тебя столько женщин, значительно красивей меня, моложе. Тебе стоит пальцем поманить, побежит любая, на край света.
– Да, они побегут за моими деньгами, связями и властью, – эхом отозвался он.
– Но ведь есть у тебя жена! Она любит тебя – не за деньги и связи.
Он прижал ее ладони к своим щекам и посмотрел ей в глаза.
– Ты тоже меня не любишь, – произнес он печально, – но ты могла бы любить так, как мне нужно, как мне хочется.
– Откуда ты знаешь? Возможно, у нас и не получилось бы ничего. Это только кажется, что с другой женщиной было бы лучше, но одно дело – роман, и совсем другое – долгий брак, совместный быт. Поверь мне, надо радоваться тому, кто рядом с тобой…
Она не успела договорить. Он впился губами в ее губы с такой жадностью и силой, что стало больно.
Какое-то древнее, неясное, спасительное чутье подсказало Лене, что нельзя сейчас вырываться и сопротивляться. Она не отвечала на поцелуй, терпела из последних сил. Как только он оторвал свои губы от ее губ, она сказала – спокойно и ласково:
– Веня, послушай меня, пожалуйста. Четырнадцать лет назад меня напугал именно такой вот напор. Такая стремительность. Дай мне время, не повторяй старых ошибок. Ты ведь не хочешь, чтобы я опять испугалась тебя? Тогда не спеши, не гони так. Я никуда не денусь. Я тоже не могла забыть тебя все эти годы, но то, что трудно в двадцать один, в тридцать шесть еще трудней. Дай мне привыкнуть к тебе. Неужели ты хочешь, чтобы у нас все произошло вот так, в машине, в грязном переулке? Неужели этого ты ждал четырнадцать лет? Мы с тобой не подростки, у нас у обоих семьи…
Она говорила и осторожно гладила его по голове, баюкала, утешала, как ребенка. Она заставляла себя верить тому, что говорит, боясь, что он сумеет почувствовать любой, даже самый тонкий оттенок фальши.
– Я теперь понимаю, что ошиблась тогда, четырнадцать лет назад. Но у нас еще есть время исправить ошибку. Мы будем с тобой спокойны и осторожны, чтобы никого не ранить – ни твою жену, ни моего мужа. Хорошо?
– Да, – прошептал он, – как ты хочешь, так и будет…
– Ну вот, – она тихонько поцеловала его в лоб, – я больше не боюсь тебя. Я тебе верю, мне с тобой хорошо и спокойно. Сейчас мы выкурим еще по сигаретке и поедем.
– Куда? – Его голос перестал быть хриплым, руки успокоились.
– Я должна была после планерки, которую ты выдумал, – она улыбнулась, – я должна была заехать в детский магазин и купить весенние ботинки для дочери. Кстати, у тебя есть дети?
– Нет. – Он вытащил пачку сигарет, они закурили. – Моя жена не любит детей. Она их никогда не хотела.
– А ты?
– Не знаю. Я не думал об этом. В какой магазин ты хочешь поехать за ботинками для своей Лизы? Расскажи мне о ней. На кого она похожа – на тебя или на твоего мужа?
– На нас обоих, – уклончиво ответила Лена. – Здесь поблизости «Детский мир». Совсем рядом.
– А потом?
– Потом, Веня, мне надо домой. С Лизой сидит няня, я должна отпустить ее не позже половины второго.
Лена надеялась, что он останется ждать в машине и не войдет с ней в магазин. Но он вошел и не отходил от нее ни на минуту. Она выбирала ботинки для Лизы и как-то механически думала о том, что без примерки может ошибиться, пятнадцатый размер маловат, а шестнадцатый – велик. Ножка двухлетнего ребенка растет со страшной скоростью, за месяц на полразмера. У Лизы именно сейчас формируется походка, ботиночки не должны жать, но и сваливаться тоже не должны…
Она рассматривала одну пару обуви за другой так сосредоточенно, словно не было ничего на свете важнее детских ботинок.
Когда она направилась к кассе, он вытащил бумажник, но оказалось, что у него только доллары и кредитки. К счастью, в этом магазине по кредиткам расплачиваться нельзя было…
– Твой муж так мало получает? – спросил он, взяв у нее из рук легкую коробку.
– Почему?
– Потому, что ты покупаешь одежду для ребенка в таком вот магазине, – спокойно ответил он.
– Обычный магазин, – пожала она плечами, – в других, где принимают кредитки, продается все то же самое, но в пять раз дороже.
Пока они шли к машине, он держал ее за руку. На этот раз ей пришлось сесть на переднее сиденье, рядом с ним.
– Почему ты вышла замуж за милиционера? – спросил он по дороге.
– А чем милиционер хуже других?
– Ничем, – согласился он. – Ты любишь своего мужа? Ты счастлива с ним?
– У нас нормальная семья… А ты любишь свою жену?
– А как ты думаешь? – усмехнулся он.
– Кто она у тебя? Я имею в виду – по специальности.
– Врач. Психиатр.
– Как ее зовут?
– Регина.
– Наверное, очень сильная и властная женщина?
– Давай не будем сейчас о ней говорить, – попросил он, – давай поговорим о тебе. Я хочу знать, как ты жила эти четырнадцать лет, что с тобой происходило. Я хочу знать о тебе все.
– Хорошо, Веня, я расскажу тебе. Но не сразу. Четырнадцать лет – это очень много, это почти целая жизнь.
Они уже подъезжали к Лениному дому.
– Когда мы увидимся? – спросил он, останавливая машину у подъезда.
– Я позвоню тебе.
Он достал из кармана визитку и подчеркнул два из пяти номеров.
– Это сотовый и кабинетный. А я могу позвонить тебе? Что сказать, если твой муж возьмет трубку?
– Конечно, можешь, – улыбнулась она, – если мой муж возьмет трубку, ты просто поздороваешься и попросишь позвать меня к телефону.
Прежде чем выпустить из машины, он еще раз впился в нее своим жадным, болезненным поцелуем. Лена вдруг испугалась, что кто-нибудь из соседей пройдет мимо, заглянет в машину, нагло вставшую у самого подъезда, и узнает ее. «Измена – это как воровство, – думала она, целуясь с Волковым, – это хуже воровства… Хотя изменой здесь и не пахнет».
