тайной.
Илья Андреевич рассказал, как, рискуя жизнью, перелез на соседний балкон, дверь в номер оказалась запертой изнутри. Там было темно и стояла гробовая тишина. Проникнуть внутрь не удалось, он вернулся к себе, вышел в коридор. Разумеется, дверь из коридора в соседний номер была заперта. Больше Головкин сделать ничего не мог. Остаток ночи он провел без сна. Рано утром спустился вниз, к администратору.
За стойкой сидела молоденькая блондинка.
В Чехословакии русский язык был обязательным предметом. Те, кому сейчас двадцать, учили русский в средней школе. Но многие двадцатилетние не желают говорить на этом языке. Даже если собеседник не знает никакого другого. Девушка-администратор относилась именно к этой категории. Ей было чуть больше двадцати. По-русски она разговаривать не желала. Для нее это был язык оккупантов, навязанный силой. Хотя пожилой господин являлся постояльцем гостиницы и беседа с ним входила в круг ее профессиональных обязанностей, она холодно сообщила Илье Андреевичу, что по-русски «не разумеет». Если угодно пану, она может говорить по-английски или по-немецки.
К счастью, в чешском и русском языках множество общих корней. В школе Головкин учил немецкий, это было страшно давно, запас его знаний сводился к двум десяткам слов. Еще десяток слов он мог сказать по- чешски. В последнее время он часто бывал в этой стране и кое-какие слова поневоле запоминал.
С грехом пополам, мешая немецкие, чешские и русские выражения, он стал объяснять надменной блондинке, что ему необходимо узнать, кто живет в соседнем номере. Это очень важно для него. Его родная сестра с мужем погибли в авиакатастрофе, много лет назад.
– И все эти годы я разыскиваю ее единственного сына, моего племянника. В силу сложных жизненных обстоятельств мы потерялись, ребенка усыновили другие люди, дали ему свою фамилию, новое имя. А тайна усыновления охраняется законом. И вот недавно я узнал, что мальчик, теперь уже взрослый мужчина, в данный момент находится в Праге, в длительной командировке. Я приехал, чтобы продолжить поиски. Я очень болен, у меня рак, жить осталось совсем немного, своих детей нет, и перед смертью я хочу увидеть единственного, драгоценного племянника. Здесь, в гостинице, мелькнул в коридоре молодой человек, удивительно похожий на мою покойную сестру. Возможно, мне просто показалось… Но вдруг? Вдруг он живет в соседнем номере? Судьба могла сделать мне такой неожиданный щедрый подарок в награду за многолетние поиски…
Он сам удивлялся своему красноречию и буйной фантазии. Он плел невесть что, сочинил целый роман, давно уже перешел исключительно на русский. В глазах у него стояли слезы.
Администраторша слушала его очень внимательно, на ее хорошеньком личике было написано искреннее сострадание. Она далее забыла о том, что «не разумеет» по-русски. В самом деле, надо быть бесчувственным животным, чтобы «не разуметь» такую трогательную и печальную историю, даже если ее рассказывают на языке бывших оккупантов.
– Но пан, – растерянно произнесла она по-русски, когда он закончил, – в соседнем номере никто не живет.
Еще немного, и для Ильи Андреевича пришлось бы вызывать «скорую помощь».
– А через номер? – еле слышно безнадежно спросил он, вспомнив, как сам сегодня ночью перелезал на соседний балкон.
– Секундочку, – девушка стала листать регистрационную книгу, – да, через номер живет молодой человек из России… Вот, Курбатов Денис Владимирович, 1968 года рождения… К сожалению, больше никаких сведений нет. Мы записываем только имя, гражданство и год рождения. Это при Советах полагалось писать полный адрес, место работы… А сейчас мы даже не спрашиваем документов, имя может быть и вымышленным. У нас частная гостиница, мы свято чтим право личности на инкогнито.
Девушка как бы даже извинялась перед Головкиным за новые демократические порядки. Действительно, был бы еще и адрес, и место работы, задача Ильи Андреевича упростилась бы в сто раз. Тем более ловкий молодой человек вроде бы из Москвы, а не откуда-нибудь из Варшавы или Лондона.
– Благодарю вас, пани… Вы представить себе не можете, как много для меня сделали…
– Ну что вы, пан, это так мало… Если бы еще хоть чем-нибудь могла помочь вам. Вы хотите подняться в номер к пану Курбатову?
Илья Андреевич растерялся. Нет, подниматься в номер нельзя. Что он скажет? Станет повторять душещипательную историю о племяннике? Но если этот Курбатов действительно умудрился украсть кейс, он моментально все поймет. Нет, идти к нему нельзя. К тому же его, скорее всего, уже нет в гостинице, а возможно, и в Праге.
Да, пожалуй, исчезновение молодого человека было бы первым доказательством, что кейс у него. Сначала надо выяснить, появится ли он еще раз в гостинице, потом попытаться узнать о нем как можно больше подробностей. В любом случае, если он исчез, то выписаться не успел…
– Знаете, пани, это слишком большое потрясение для него и для меня. А вдруг я ошибся? Год рождения совпадает, но ведь ни имени, ни фамилии я не знаю. Я должен еще раз посмотреть на него. Сердце подскажет мне.
…Официантка давно расставила на столе закуски, но никто к ним пока не притронулся. Илья Андреевич даже водки не хлебнул. Он прерывал свой рассказ, только когда у стола появлялась официантка. Теперь она поставила перед ним аппетитно шипящую котлету по-киевски с бумажным цветочком на тонкой косточке, с жареной картошкой, маринованным чесноком и оливками.
– Я смотрю, вы не кушаете ничего, – заметила девушка, – так увлеклись беседой.
– Да-да, все очень вкусно, – ответил Головкин невпопад.
– Мы не торопимся, девушка, – ослепительно улыбнулся официантке Сквозняк, – нам надо поговорить.
Она поняла намек и удалилась. Илья Андреевич наконец решился, залпом осушил стопку водки, быстро отправил в рот кусок копченой осетрины и оливку.
– А потом, – продолжал он, – администраторша сообщила мне, что Курбатов исчез, больше в номере не появлялся. Еще она сказала, что ему звонили из Москвы. Некто, представившийся его братом, разыскивал пана Курбатова и просил передать, что «номера телефона и факса изменились». Она даже прочитала и перевела мне записку, которую оставила в книге регистрации ее сменщица.
А еще через день она поднялась ко мне в номер и показала газету. Чешскую, разумеется. Там в разделе криминальной хроники сообщалось, что гражданин России Курбатов Денис Владимирович был убит. Полиция считает, что это – типичное заказное убийство, следствие внутренних разборок между русскими «деловыми людьми», которых в последнее время так много в Праге.
Переводя для меня маленькое сообщение, девушка чуть не плакала. «Я надеюсь, пан, это все-таки был не ваш племянник…»
Я понял, что из гостиницы надо сматываться. Чешская полиция наверняка в ближайшее время заявится туда, и сострадательная девица может догадаться рассказать им историю о несчастном больном дядюшке из России…
– Все? – тихо спросил Сквозняк после паузы, которая длилась целую вечность.
– Да, – кивнул Илья Андреевич и накинулся на котлету по-киевски.
Кто знает, может, эта котлетка будет последней в его жизни… Ведь он так редко позволял себе вкусно поесть. А жаль, он многое потерял.
– Сколько у тебя наличности на сегодня? – Вопрос был задан так просто и буднично, что Илья Андреевич поперхнулся.
Речь шла о его личных сбережениях, о тех деньгах, которые были дороже жизни, ради которых он столько лет рисковал, отказывал себе во всем. Да, речь шла только об этих, святых для Ильи Андреевича сбережениях, ибо то, что осталось от общака банды, на данный момент представляло собой сумму настолько смехотворную, что и говорить о ней не стоило. Оба, Сквозняк и Головкин, об этом знали.
Еще несколько секунд назад Илья Андреевич прощался с жизнью и не думал о деньгах. А сейчас оказалось, что с деньгами прощаться куда сложнее, чем со своей старой шкурой. Почему, интересно? Ведь никаких любимых наследников нет, и с собой на тот свет ни копейки не возьмешь…
– Сколько тебе нужно? – спросил Илья Андреевич сквозь кашель.
– Все, – ответил Сквозняк просто, – мне надо все, что у тебя есть.
– Но у меня нет налика… Золотишко, побрякушки, срочные банковские вклады… Сразу не
