– Возраст, возраст, – тупо повторял Франс, выслушивая соболезнования.
Софи-Луиза умоляла Габи беречь осиротевшего Франса, звала их обоих к себе в Швейцарию отдохнуть и развеяться после страшного потрясения.
К этому времени Габи уже прошла собеседование во Внешнеполитическом отделе партии, по собственной инициативе, не дожидаясь протекции Аннелиз Риббентроп. Все кадровые вопросы пресс-центра МИД решались в секретариате Геббельса. Рейхсминистр пропаганды одобрил зачисление фрейлейн Дильс в штат пресс-центра. Он так же, как Аннелиз, считал, что пресс-центру нужны свежие молодые лица.
Франс воспринял новость равнодушно, Габи сомневалась, понял ли он, о чем речь.
Сразу после похорон Франс погрузился в юридические и финансовые проблемы. Ему удобно жилось под матушкиным крылом, он капризничал, жаловался на ее скупость, но никогда не порывался взять на себя хотя бы часть скучных бумажных забот. Он ничего не смыслил в этом, и теперь его ожидали сюрпризы. Выяснилось, что состояние семьи фон Блефф не так велико, как ему казалось. Встречи с управляющими, поверенными, нотариусами, юристами, возня с бумагами – все это отнимало кучу сил и времени и не доставляло ни малейшего удовольствия. Франсу везде мерещились мошенничество, обман, гнусные намеки на его гомосексуализм. Он потребовал, чтобы Габи срочно вышла за него замуж и переселилась к нему в особняк. Когда она заметила, что сейчас не самое подходящее время для свадьбы, все-таки траур, он заявил:
– Мне надоели твои фокусы, ты должна делать то, что я говорю.
Квартира на Кроненштрассе принадлежала Франсу. Три года назад старая баронесса согласилась оплатить эту покупку с условием, что собственником станет ее сын, а не фрейлейн Дильс. Прежде Франс иногда выражал готовность переписать квартиру на Габи, но так и не сделал этого. Теперь он намеревался сдать квартиру в аренду.
– Предстоят огромные выплаты в партийную кассу, я лишаюсь имения под Мюнхеном. Налоговые долги, прочая мерзость. Дела вовсе не так хороши, как кажется, придется считать каждую марку. То, что мы до сих пор живем отдельно, вызывает пересуды, а в особняке достаточно места.
Габи заранее сняла маленькую квартирку-студию в Шарлоттенбурге, там заканчивался ремонт. Оставалось только объясниться с Франсом, она тянула, ссылалась на жесткий режим работы в пресс- центре, что было чистой правдой. Вольная жизнь модной журналистки закончилась. Теперь приходилось являться на службу ежедневно и проводить значительно больше времени на инструктажах в Министерстве пропаганды.
Франс пришел накануне переезда, без звонка, поздно вечером, стал кричать, что ему надоели ее фокусы. Увидев разгром, гору платьев на диване в гостиной, открытый чемодан в спальне, успокоился, предложил вызвать горничных из особняка, чтобы они упаковали вещи.
– Я думаю, мамины комнаты тебе вполне подойдут, если хочешь, можно переставить мебель, поменять шторы.
– Франс, я переезжаю не к тебе, я сняла квартиру.
– Ты? Квартиру? Зачем? – на лице его забрезжила какая-то отрешенная улыбка. – А, понимаю, тебе нужен мужчина, но ведь мы условились, я тоже вынужден воздерживаться, и ничего, терплю.
– Дело не в мужчине, Франс. Я ухожу.
– Куда?
– Прости, что бросаю тебя в такой тяжелый момент, я благодарна тебе за все, но теперь хочу жить своей собственной, отдельной жизнью.
– Где?
– Я же сказала: я сняла квартиру.
– На какие средства, позволь спросить?
– На свои собственные.
– У тебя нет собственных средств, нет, никогда не было и не будет. Без меня ты никто! Я прикажу уволить тебя из журнала!
– Франс, я уже уволилась, работаю в пресс-центре МИДа, получаю жалованье, и тебе это отлично известно.
Они говорили еще около часа, пока до него, наконец, дошло. Проклятья, которые обрушились на Габи, потом долго звучали в ушах. Уходя, он шарахнул дверью так, что соседка выскочила на площадку, а консьерж едва не вызвал полицию.
Первые ночи на новом месте Габи не могла уснуть, мерещились белые безумные глаза Франса и напудренное лицо покойной баронессы. Квартирка была уютной, милой, утром, завтракая на крошечной кухне, она удивлялась, почему не сделала этого раньше? Нормальный дом, никаких консьержей, у каждого жильца свой ключ от парадного и от черного хода.
«Если Ося, наконец, появится…» – бормотала маленькая Габи.
«Я пошлю его к черту!» – огрызалась взрослая.
Никогда прежде он не исчезал на такой долгий срок. Она ждала, что он приедет в Париж. Ее отправили туда в качестве сотрудницы пресс-службы, на очередные мероприятия перед открытием Всемирной ярмарки. Там было несколько человек из МИД Италии, но Джованни Касолли среди них не оказалось.
В Париже она пробыла две недели. На вокзале в Берлине никто ее не встречал. Носильщик погрузил чемодан на тележку. На перроне Габи купила воскресное приложение «Берлинер Тагеблатт». В такси машинально назвала свой прежний адрес и спохватилась, лишь заметив, что автомобиль уже едет по Кроненштрассе.
– Пожалуйста, извините, я перепутала, мне нужно в Шарлоттенбург.
Водитель что-то недовольно пробурчал и развернулся на ближайшем повороте.
Габи держала газету и в десятый раз перечитывала текст объявления, набранный жирным курсивом и обведенный волнистой рамкой.
«Срочно отдам в хорошие руки щенка королевского пуделя женского пола. Возраст три месяца, окрас шоколадный, кличка Флора, нрав веселый. Звонить по вторникам и пятницам, в любое время».
В телефонном номере были цифры 16 и 18. Она ждала этого почти три месяца и не могла поверить своим глазам.
В Париже она пыталась отыскать товарища с гестаповской рожей по фамилии Смирнофф, не нашла, но зато вручила свою визитку симпатичной даме из дирекции советского павильона. На визитке, украшенной орлом, свастиками, дубовыми листьями, было отпечатано готическим шрифтом ее имя, новое место работы: Министерство иностранных дел, пресс-служба, адрес – Вильгельмштрассе, 76, главное здание МИД, номер служебного телефона.
«Наконец опомнились! – ворчала маленькая Габи. – Надо быть совсем кретинами, чтобы потерять такой источник. Это уже не дамский журнал, это МИД, прямой доступ к сверхсекретной информации, а не только вопли Геббельса на инструктажах в Министерстве пропаганды и пьяная офицерская болтовня на вечеринках.»
«Сегодня вторник, и сейчас уже половина четвертого», – спохватилась взрослая.
В почтовом ящике ее ждали письма от Макса. Она сложила их на телефонный столик в прихожей и позвонила на работу. Трубку снял Клаус Рон, один из помощников директора, молодой карьерный дипломат. Он коллекционировал галстуки, Габи подарила ему пару оригинальных экземпляров, и он сразу проникся к ней теплыми дружескими чувствами.
– Габриэль, рад тебя слышать, как съездила?
– Отлично, только ужасно устала, в поезде совсем не спала. Как думаешь, если не появлюсь сегодня в конторе, меня простят, не уволят?
– Конечно, отдыхай. Главное, завтра не опоздай на инструктаж.
– Спасибо, Клаус, – она уже хотела положить трубку, но услышала:
– Габриэль, подожди, чуть не забыл, тебе звонила… сейчас, минутку, я записал. Вот, Жозефина Гензи. Знаешь такую?
– Знаю.
– Хорошо. А то я, честно говоря, подумал, какая-то сумасшедшая. Голос странный.
– Она датчанка, довольно пожилая, и всегда простужена, – объяснила Габи. – Давно она звонила?
– Последний раз сегодня утром. А перед этим в четверг, в пятницу, в понедельник. Спрашивала, когда
