врагов.
Сосо все тщательно продумал и рассчитал. Если убийство произойдет в Москве, в непосредственной близости от товарища Сталина, то возникнет закономерный вопрос: почему жертвой стал кто-то другой, не он? Позже, когда задуманное действо развернется во всю свою мощь, вопросы исчезнут сами собой, но завязка сюжета должна быть достоверной. Вот вам труп, вот убийца, вот сообщники, заговор, ядовитые щупальцы, пригретые на груди змеи, коварные сети.
Итак, если не Москва, то Ленинград. Там темные силы свили гнездо, чтобы нанести первый пробный удар. Им не хватило наглости бить сразу по главной цели, им потребовалась генеральная репетиция.
Сергей Миронович Киров отлично подходил на роль убитого друга. Он был популярен, его искренне любили простые люди. Товарищ Сталин публично называл его своим братом, возвеличивал и осыпал почестями. Так в древних языческих мистериях умащали благовониями и украшали цветами избранную для кровавого заклания жертву.
Поджог рейхстага подсказал Сосо идею с правильным сумасшедшим, который должен оказаться в нужном месте в нужное время. Но одно дело – найти иностранного оборванца и запустить в пустое здание рейхстага, чтобы он бегал там с горящей тряпкой, и совсем другое – подобрать психа, который способен войти в охраняемое здание Смольного с оружием, подняться по лестнице, не заблудиться в коридорах, выстрелить, не промахнуться, убить сразу наповал и потом еще дать нужные показания, назвать поименно многочисленных своих сообщников.
Сосо лично занялся выбором сумасшедшего из числа обиженных. Не ленился читать жалобы и доносы на Кирова и нашел подходящую кандидатуру, маленького обиженного человечка по фамилии Николаев. Оставалось организовать появление Николаева в нужном месте в нужное время. Это ответственное дело было поручено Ягоде и его ястребам.
Никто никогда не узнает, каким образом товарищ Сталин договаривался с исполнителями столь щекотливого поручения, где кончались намеки и начинались приказы, понимал ли Ягода, чего на самом деле хочет Хозяин, или только догадывался. Судя по результату, Ягода скорее догадывался, чем понимал, и был растерян, испуган. Его ястребы действовали бестолково, наследили сверх меры. Сразу после убийства возникло множество вопросов, клубились слухи.
По Ленинграду и по Москве пошла гулять частушка:
Возникла невинная народная версия, будто Николаев узнал, что Киров путается с его женой, и убил из ревности, а вовсе не по заданию разветвленной террористической организации. В узких партийных кругах шептались, что Николаеву помогали не старые астматические пердуны троцкисты-зиновьевцы, а кто-то другой, кто именно, недоговаривали, мусолили странные подробности.
В день убийства по распоряжению из Москвы со всех этажей Смольного сняли охрану, задержали перед входом телохранителя Кирова, и Сергей Миронович остался наедине с поджидавшим его убийцей.
Николаев задолго до убийства привлек внимание кировской охраны, подозрительно крутился возле Кирова. Его дважды задерживали, нашли у него заряженный револьвер, но оба раза отпустили и револьвер вернули.
Председатель Контрольной комиссии при СНК Валериан Куйбышев потребовал провести независимое партийное расследование и через несколько дней скоропостижно скончался в возрасте сорока семи лет, после чего шепот в узких кругах стих, вопросов и собственных версий у товарищей поубавилось.
Сумасшедший Николаев отказывался давать нужные показания, путался в именах и датах, бился в истерических припадках. Хозяину пришлось лично явиться к нему на свидание, они пробыли наедине больше часа, никто никогда не узнает, о чем говорили, но Николаев успокоился, дал показания, назвал имена, все подписал, после чего был расстрелян. Всех его родственников и знакомых тоже расстреляли, точно следуя рецепту Гитлера, которым он поделился в своей пятичасовой речи:
Повальные аресты в Ленинграде развеяли слухи, прояснили неясности. «Кремлевское дело» заткнуло рты болтливой челяди и блестяще завершило первый акт, наглядно демонстрируя, кто настоящее сокровище, главный идеальный герой, залог счастья, в кого метят враги. Но герой не позволит отнять сокровище и разрушить счастье, он отомстит за смерть друга, разоблачит и покарает врагов. Их много, невероятно много, они коварно маскируются, и борьба будет долгой. До «здоровой ткани» еще далеко. Везде сплошные «язвы».
В 1936-м начался второй акт, открытый процесс над Каменевым и Зиновьевым. Сейчас, в январе 1937- го, всего через несколько суток начнется третий акт. Потом четвертый, пятый, и сколько их будет еще, неизвестно. Действо продлится долго, может быть, вечно. Люди, даже совсем взрослые, охотно верят простеньким сказкам о борьбе светлых и темных сил. Никому не хочется, чтобы идеальный герой оказался наглым самозванцем, а сотни тысяч врагов – невинными жертвами. Ведь тогда все окажутся в дураках. Это обидно и для взрослых людей очень унизительно.
Сосо твердо следовал законам жанра, не заботился о правдоподобии, и ему удалось растворить в своей сказке всю реальность без остатка.
Адольф суетился, метался между сказкой и реальностью, фиглярствовал, пытался доказать, что он идеальный герой. По законам жанра ничего не надо доказывать. Все обязаны верить, кто не верит, тот враг.
«Майн кампф», речи с жестами и гримасами – дешевка, бабье кокетство. Идеальный герой так себя не ведет. «Ночь длинных ножей» – одноактный фарс, который к тому же придумал не сам Гитлер, а Геринг и Гиммлер. Примитивно. Неинтересно. Гитлер вообще вел себя как слабак и трус. Не трогал своих зазнавшихся генералов, позволял им болтать что угодно, позволял спорить с собой.
И все-таки Адольф был единственным в мире человеком, которого уголовник Сосо уважал и считал равным себе, великому.
«Если эти двое великих договорятся, они уничтожат половину человечества, а выживших превратят в неодушевленные автоматы, – думал Илья. – Потом, конечно, перегрызут друг другу глотки. Но людей уже не останется, только персонажи. Если не договорятся, будет война. Гитлер нападет первым, ему нужны восточные территории. Война – его стихия, главный смысл жизни. Он прошел Первую мировую, храбро воевал. А Джугашвили в Первую мировую отсиживался в ссылке, в Гражданскую на фронт не совался, прятался в тыловых штабах. Сосо панически боится войны. Война – это реальность, а Сосо может оставаться идеальным героем только внутри придуманной им сказки. Он боится, что Адольф нападет, и делает все, чтобы это произошло. Двурушничает, тянет к нему обе руки. Вот тут он уязвим. Он легко манипулирует теми, кто дышит воздухом его сказки. Но за пределами сказки он все тот же уголовник Сосо. Не умеет общаться на равных, не понимает, что в его заигрываниях Гитлер видит проявления страха и слабости расово неполноценного жгучего брюнета.»
Илья вернулся к готовой сводке, аккуратно извлек одну страницу, там оставалось немного свободного места, расчехлил пишущую машинку и впечатал абзац из последнего донесения швейцарского резидента Флюгера, датированного ноябрем 1936-го.
«Наш надежный источник в Берлине утверждает, что все попытки умиротворить и задобрить Гитлера с советской стороны обречены на провал. Основным препятствием на пути взаимопонимания с Москвой является сам Гитлер».
Глава одиннадцатая
С января 1935-го доктор Штерн жил в Москве, ему дали комнату в квартире на Мещанской улице. По московским меркам это было шикарное жилье, так называемая профессорская коммуналка. Ванная с газовой горелкой, кухня, кладовка. Соседи – только одна семья, интеллигентная, тихая. Акимов Петр Николаевич, инженер-авиаконструктор, высокий, худощавый мужчина, ровесник Карла, выглядел лет на двадцать моложе его. Волосы, густые и жесткие, совершенно седые, были подстрижены коротким бобриком. Узкое смуглое лицо с большим гладким лбом сразу понравилось Карлу. У Акимова были ясные голубые глаза, широкие, черные с проседью брови. Улыбку портили стальные зубы, но скоро Карл привык к таким советским улыбкам. В стране победившего социализма здоровые белые зубы были редкостью. Плохая еда, отвратительная стоматология.
Акимов свободно владел немецким, бывал в Германии в конце двадцатых, но говорить об этом не
