В беседу вмешался Минхо:
— Ты гляди — такая же бодрая и весёлая, как всегда! Не передать, как я рад снова греться в лучах твоей ослепительной красоты!
Тереза не обратила на Минхо ни малейшего внимания.
— Том, нас скоро уведут из этого помещения. Пожалуйста, пойдём поговорим. Наедине. Сейчас!
Что самое странное — Томасу хотелось побыть с ней наедине. Он рассердился на самого себя и постарался скрыть свою готовность за напускной резкостью.
— Крысюк мне уже выдал свою великую вдохновляющую речь. Так что если ты собираешься рассказывать мне, как глубоко ты с ним согласна, и примешься убеждать меня вернуться в ПОРОК, то...
Она прервала его:
— Я понятия не имею, о чём ты. — Она помолчала, словно стараясь побороть свою гордость, потом тихо промолвила: — Прошу тебя.
Томас долго сверлил её взглядом, неуверенный в собственных чувствах. Бренда стояла всего в нескольких шагах от них, и было видно, что встреча с Терезой удовольствия ей не доставила.
— Ну? — Тереза повела рукой вокруг себя. — Всё равно тут больше нечего делать — только ждать. Или ты слишком занят, чтобы уделить мне несколько минут?
Томас едва удержался, чтобы не закатить глаза. Он указал на пару пустых стульев в углу зала.
— Пойдём, но постарайся побыстрее.
Глава 44
Томас сидел, прислонившись к стене головой и сложив руки на груди. Тереза устроилась напротив него на полу, подогнув под себя ноги. Минхо предупредил друга не верить ни единому слову этой сучки.
— Ну?.. — сказала Тереза.
— Ну.
— С чего начнём?
— Это тебе хотелось поговорить — вот и говори. Если нечего сказать — разговор окончен.
Тереза вздохнула.
— Может быть, начнёшь с того, что усомнишься хоть на секунду в своей правоте? А заодно перестанешь вести себя как последний дурак. Ну да, там, в Топке, я плохо с тобой обращалась, но ведь ты в курсе, почему — я делала всё, чтобы сохранить тебе жизнь. Я тогда не знала, что речь шла лишь о Вариантах и паттернах. Неужели я на заслуживаю даже маленького шанса? Ну будь же ты человеком!
Томас жёстко выдержал паузу, затем сказал:
— О-кей, попробую. Но вы удрали из ПОРОКа, а нас бросили. Как я после этого могу относиться к те...
— Том! — вскрикнула она с таким видом, будто ей залепили пощёчину. — Мы вас не бросали! О чём ты говоришь?!
— Это ты о чём говоришь?
Вот теперь Томас запутался окончательно.
— Мы не бросали вас! Мы пришли за вами, а вас уже не было! Это вы нас бросили!
Томас уставился на неё во все глаза.
— Ты, похоже, меня за дурака держишь!
— Да все в комплексе только и твердили о том, что ты, Ньют и Минхо вырвались на свободу и скрываетесь где-то в окружающем лесу! Мы бросились на поиски, но вас и след простыл. Мне оставалось только надеяться, что вы каким-то образом добрались до цивилизованных мест. Как ты думаешь, почему ещё я так обрадовалась, увидев, что ты жив и здоров!
В душе юноши снова шевельнулся привычный гнев.
— И ты считаешь — я поверю этим сказкам? Уж кто-кто, а ты-то точно знала, чтo Крысюк пытался мне внушить — им, мол, без меня не жизнь, я так называемый Окончательный Кандидат, бла-бла-бла...
Тереза сникла.
— Кажется, мы считаешь меня самой мерзкой гадиной, которая когда-либо оскверняла землю. — Она не стала дожидаться его реакции на свои слова и сразу продолжила: — Если бы ты только разрешил им вернуть тебе память, ты бы увидел, что я — всё та же прежняя Тереза. То, что я сделала в Топке, я сделала ради тебя; и с тех самых пор бьюсь как муха, чтобы загладить свою вину перед тобой!
Томасу было нелегко поддерживать огонь своего гнева, ведь Тереза, очевидно, говорила искренне.
— Но как я могу верить тебе теперь, Тереза? Как?
Тереза подняла на него полный мольбы взгляд:
— Том, клянусь тебе, я ничего знаю об Окончательном Кандидате! они придумали эту ерунду, когда мы с тобой уже оказались в Лабиринте, так что у меня на этот счёт нет никаких воспоминаний. Но что мне удалось установить совершенно точно — так это то, что ПОРОК не прекратит испытаний до тех пор, пока не получит нужную им схему. Они готовятся начать второй раунд, Томас. ПОРОК собирает новую партию иммунов, и если нынешние Испытания кончатся пшиком, он начнёт всё сначала!
Томас не ответил. Сказать по правде, какая-то часть его сердца отчаянно стремился поверить Терезе.
— Мне очень жаль, — сказала она, вздохнув; потупила взор, запустила руку себе в волосы, взъерошила их и только тогда решилась вновь взглянуть на своего собеседника. — Я только одно могу сказать, Том: у меня внутри полный хаос, словно мне душу на кусочки разорвали. Я же искренне верила, что можно найти способ исцеления! Была убеждена, что для этого им без тебя не обойтись. Но сейчас всё изменилось. Даже получив обратно память, я больше не могу думать так же, как раньше. Теперь я вижу, что это смертоубийство не кончится никогда!
Она замолчала. Томасу тоже было нечего сказать. Он пристально всмотрелся в лицо девушки — в её глазах была такая бездонная боль, что он поверил ей.
— Я заключила договор с самой собой, — продолжила Тереза, не дожидаясь ответа. — Сделаю всё, чтобы хоть как-то исправить свои ошибки. Хотела сначала спасти друзей, а потом помочь другим иммунам. И вот посмотри, каких сногсшибательных результатов я достигла!
Томас попытался ответить в тон:
— Как видишь, мы тоже не преуспели.
Она приподняла бровь:
— Вы надеялись остановить их?
— Надеялись... Да только нас вот-вот снова продадут ПОРОКу, так что зря дёргались.
Она ответила не сразу. Томас многое отдал бы за то, чтобы проникнуть в её мысли — но только не так, как раньше. На короткий миг он почувствовал укол грусти — когда-то они проводили долгие часы вместе, а он больше ничего об этом не помнил. Они были лучшими друзьями... Когда-то.
Наконец, она произнесла:
— Если нам когда-нибудь представится случай сделать что-то стоящее, мне бы очень хотелось, чтобы ты снова начал доверять мне. Ариса и остальных мы сможем убедить помочь нам. Знаю, что сможем. Они чувствуют то же самое, что и я.
Томас понимал, что ему надо быть с ней осторожным. Вот странно — Тереза начала разделять его взгляды
— Поживём — увидим, — уклончиво ответил он.
Она ещё больше помрачнела:
— Значит, ты мне не доверяешь...
— Поживём — увидим, — повторил Томас, встал и пошёл прочь. Он не мог вынести этого выражения неподдельной обиды на её лице — ему было больно за то, что он её обидел. И он ненавидел себя за то, что ощущал эту боль.
