Сердце

Наш капитан, хотя и раненый, шел вместе со своими усталыми и молчаливыми солдатами. Добравшись к вечеру до го рода Гойто, на реке Минчо, он сразу же стал справляться о своем лейтенанте, которому раздробило руку и которого походный госпиталь еще раньше должен был доставить в Гойто. Еще указали на церковь, где спешно расположился полевой госпиталь. Капитан направился туда. Церковь была полна ранеными которые лежали в два ряда на койках и матрацах, брошенных на пол. Два врача и санитары тревожно переходили от одного к другому, и отовсюду неслись приглушенные крики и стоны.

Войдя, капитан остановился и стал осматриваться, ища своего офицера.

Вдруг он услышал, как совсем близко кто-то позвал его слабым голосом:

— Синьор капитан!

Он обернулся: это был маленький барабанщик. Он лежал на койке, покрытый грубой оконной занавеской в красную и белую клетку. Руки его лежали поверх этого одеяла, он казался побледневшим и похудевшим, но его глаза сверкали, как черные алмазы.

— Ты здесь? — удивился капитан. — Молодец, ты выполнил свой долг.

— Я сделал всё, что мог, — ответил маленький барабанщик.

— Так ты ранен, — продолжал капитан, окидывая взглядом соседние койки: не лежит ли поблизости его лейтенант.

— Что же делать, — продолжал мальчик. Гордость и радость оттого, что он в первый раз был ранен, придавали ему смелости, иначе он никогда не решился бы разговаривать с самим капитаном. — Я долго бежал согнувшись, но вдруг они меня увидели. Я прибежал бы на двадцать минут раньше, если бы они в меня не попали. Хорошо еще, что я сразу же встретил капитана из главного штаба, которому и передал записку. Но трудно мне было бежать после этой вражеской ласки. Я умирал от жажды, боялся, что не добегу, плакал от гнева при мысли, что из-за каждой лишней минуты запоздания люди, один за другим, расстаются с жизнью. Но всё равно, я сделал всё, что мог. Я доволен. Но разрешите вам сказать, синьор капитан, что у вас на руке кровь.

Действительно, ладонь капитана была плохо перевязана, и с пальцев его руки капля за каплей стекала кровь.

— Разрешите мне потуже затянуть вам повязку, синьор капитан. Дайте мне вашу руку.

Капитан дал ему свою левую руку, а правую протянул, чтобы помочь мальчику развязать на повязке узел и затянуть покрепче, но мальчик, едва поднявшись с подушки, побледнел и должен был снова опустить на нее голову.

— Довольно, довольно, — сказал капитан, посмотрев на него и отнимая свою перевязанную руку. — Тебе надо думать о себе самом, а не о других; даже пустяки, если на них не обратить внимания, могут принять плохой оборот.

Мальчик покачал головой.

— Но ты, — продолжал капитан, пристально всматриваясь в него, — ты, должно быть, потерял много крови, если так ослабел.

— Потерял много крови… — произнес мальчик с улыбкой, — не только крови, вот смотрите, — И одним жестом он сбросил с себя одеяло.

Капитан сделал шаг назад. Левая нога мальчика была ампутирована выше колена, и обрубок был перевязан окровавленными тряпками.

В этот момент к ним подошел военный врач, маленький и толстый, в одной жилетке.

— Ах, синьор капитан, — быстро проговорил он, указывая глазами на мальчика, — вот прискорбный случай: мы эту ногу вылечили бы в мгновение ока, если бы этот сумасшедший мальчишка не разбередил так рану; а тут началось воспаление… И вот пришлось отнять ему ногу. Но он — храбрый мальчик, уж поверьте мне… Во время операции — ни одной слезы, ни одного крика! Оперируя его, я гордился, что это итальянский мальчик, честное слово! Он хорошей породы, черт возьми!

И доктор побежал дальше.

Капитан нахмурил свои густые белые брови и, внимательно глядя на мальчика, снова покрыл его одеялом; потом, медленно, почти бессознательно и не отрывая от раненого глаз, подняв руку и снял свое кепи.

— Синьор капитан! — закричал изумленный мальчик. — Что вы делаете, синьор капитан? передо мной!

И тогда этот грубый солдат, который никогда не сказал ни одного мягкого слова своим подчиненным, произнес невыразимо взволнованным и нежным голосом:

— Я только капитан, а ты, ты — герой.

Потом он опустился на колени перед койкой и прижал мальчика к своему сердцу.

Любовь к Родине

Вторник, 24 января

Рассказ про маленького барабанщика задел тебя за самое сердце, и тебе, должно быть, легко было писать сегодня утром сочинение на тему: «Почему вы любите Италию».

Почему я люблю Италию? Разве тебе сразу не приходят на ум сотни ответов? Я люблю Италию, потому что моя мать итальянка, потому что кровь, которая течет в моих жилах, — итальянская кровь, потому что земля, в которой погребены те кого оплакивает моя мать и чью память чтит мой отец, — это итальянская земля, потому что город, где я родился, язык, на котором я говорю, книги, по которым я учусь, — итальянские, потому что мой брат и моя сестра, мои товарищи и весь великий народ, среди которого я живу, — итальянцы, потому что прекрасная природа, которая меня окружает, и всё то, что я вижу вокруг себя, что люблю, что наблюдаю, чем любуюсь, всё это итальянское.

Но ты не можешь еще вполне почувствовать эту любовь. Ты ощутишь ее в полную меру тогда, когда, уже взрослым мужчиной, возвращаясь из долгого путешествия, после длительного отсутствия, в одно прекрасное утро, облокотившись на борт парохода, увидишь на горизонте высокие голубые горы своей родины. Какая горячая волна нежности наполнит тогда слезами твои глаза и какой радостный крик вырвется тогда у тебя из самого сердца!

Ты почувствуешь эту любовь, когда, в каком-нибудь большом далеком городе, среди чужой толпы, проходя мимо незнакомого тебе рабочего, ты уловишь случайно сказанное им на твоем родном языке слово.

Ты поймешь силу этой любви по той гневной и гордой боли, от которой вся кровь бросится тебе в лицо, когда ты услышишь, как чужестранец оскорбляет твою страну.

Но с особенной силой ты почувствуешь всё величие этого чувства в тот день, когда вражеский натиск бросит на твою родину огненный ураган, и ты услышишь бряцание оружия, увидишь, как юноши строятся в легионы, как отцы целуют сыновей, говоря им: «Будьте героями», — и как матери прощаются со своими детьми, крича им: «Возвращайтесь с победой!»

Ты почувствуешь священную радость этой любви, если тебе посчастливится увидеть, как в родной город возвращаются поредевшие полки, усталые, оборванные, страшные на вид, с торжественным блеском победы в глазах и истерзанным знаменем над головами, а за ними бесконечное шествие храбрецов с забинтованными головами и руками на перевязи.

А восторженная толпа будет бросать им цветы, посылать им благословения, обнимать и целовать их. Ты поймешь тогда, что такое любовь к родине, Энрико, поймешь, что такое Родина.

Родина так велика и священна, что если бы я увидел, как ты возвращаешься, невредимый, из битвы за родину, ты — моя плоть и часть моей души, и я знал бы, что ты сохранил свою жизнь, потому что сумел скрыться от смерти, то я, твой отец, который с такой радостью встречает твое ежедневное возвращение из школы, я заплакал бы, увидев тебя, вся моя любовь к тебе исчезла бы и я до самой смерти ощущал бы в сердце глубокую рану.