— Hai sempre avuto una borsa cosi ben fornita? У тебя в сумке всегда найдется что-нибудь интересное? — спросил он.
Моя сумка в процессе жизни трансформировалась из изящной дамской штучки в баул для пеленок, объясняла я. Точнее, пыталась объяснить. Мы приспособили к общению некий гибрид наших языков, своего рода самодельный эсперанто. Иногда Фернандо задавал вопрос на английском, а я отвечала на итальянском. Каждый стремился, чтобы другому было удобно. Лодка скользила по темной воде, воздух трогал щеки влажным шелковистым прикосновением, последние лучи заката отливали сначала розовым, потом в цвет янтаря и наконец золотом.
На «Дзатерре» мы пересели в другую лодку и отправились обратно к Сан-Дзаккарии. Было около девяти вечера. Непривычно мало народа вокруг, воздух неподвижен, площадь будто дремала. Шагов не слышно, из открытых окон cafes сквозь безлюдное пространство летели звуки скрипок, Вивальди, Фрескобальди. Вокруг никого не было, и мы танцевали. Мы танцевали, когда музыка закончилась, пока к нам не присоединились неистовые немецкие туристы, шедшие на ужин и решившие поддержать компанию.
— Sei radiosa, — сказал Фернандо. — Ты светишься. Венеция тебе идет. Так не всегда бывает, даже среди венецианцев, а иностранцы чаще всего игнорируются, остаются в тени. Туристы в Венеции невидимки. Это не про тебя, — продолжил он тихо, и не понятно, что было бы для него проще.
Мы решили поужинать в «Маскароне» у Санта-Мария Формоза, который я очень полюбила за время предыдущих визитов. Мне нравилось сидеть за старой деревянной стойкой бара, заставленного большими оплетенными бутылками «Рефоско», «Просекко» и «Торболино». Нам налили по полному бокалу шипучего токайского вина, принесли закуску. На белых овальных блюдах были сервированы: baccala mantecato, мусс из трески; castraure, вареные артишоки; sarde in saor, сардинки в маринаде; fagioli bianchi con cipolle, белая фасоль с луком. Выверенный веками, острый, чувственный вкус. Настоящая Венеция до самых зубчиков вилки.
Когда мы вернулись на лодку, небо было темно-синего цвета. Я переполнена эмоциями. Виной тому — мой сосед. Меня так легко сделать счастливой. Я готова быть счастливой. Но мистер Ртуть своим изменчивым настроением нарушил мою безмятежность.
Когда я начала расспрашивать о выстроившихся вдоль набережных палаццо, художниках и стилях, он отвечал неохотно или вообще пропускал мои вопросы мимо ушей.
— Венеция для венецианцев не музей, — буркнул мой герой. — Я далеко не все знаю. В городе есть районы, где я ни разу не был. Мне важнее, чтобы мы лучше узнали друг друга, наш внутренний мир, а потом уж займемся проблемой, как тебе почувствовать себя в Венеции как дома. — Похоже, в нем говорила ревность. — Понимаешь, что ты здесь не на каникулах?
Каникулы? Мне хотелось визжать. Он вообще помнит, как я провела последние недели? Я с жалостью смотрела на свои руки, постаревшие лет на двести. Резкие слова уже вертелись у меня на языке, да что толку, Фернандо сделает вид, что не понял, хотя по сути ему, конечно, все было ясно.
— Я ничего не могу найти в своем собственном доме. Мне понадобились ножницы, а их нет, — высказался он с знакомым выражением раненой птицы в глазах.
— А у меня даже дома нет, — напомнила я со всей резкостью, на какую была способна. Меня понесло, и мне уже все равно, поймет ли он. Я собралась высказаться и сделаю это на собственном языке.
— У меня нет ни уверенности в завтрашнем дне, ни работы. Любовь? Кто смотрел мне в глаза и умолял приехать? Проблема в чистых стеклах? — я кипела.
Мы немного прошли молча, прежде чем он остановился, освещенный лунным светом и зарождающейся в глазах улыбкой, будто мы не ругались только что, а читали друг другу стихи, и сказал:
— Помоги мне понять, что сделать, чтобы ты чувствовала себя как дома.
Моя очередь не отвечать. Месть сладка.
Глава 7
Постепенно, очень постепенно я начала ощущать себя дома. Иногда я сходила со сцены на мгновение, чтобы оценить, есть ли смысл в спектакле под названием наша совместная жизнь. Мы уже не молоды, сможем ли начать все с начала? Но мы и не стары. Мы встретились в тот замечательный миг накануне зрелости, когда чувство созвучно мягкому, плавному голосу рапсодии. Мы по-прежнему незнакомцы, но в уютном пламени свечей, в атмосфере непреходящей нежности, нам хорошо друг с другом на нашей маленькой даче. В чувстве, связавшем нас, вкус риска, жажда перемен, искрящиеся пузырьки добротного «Просекко» на языке. Даже когда мы приводили друг друга в замешательство, доводили один другого до полной невменяемости, не проходило ощущение внутренней связи, взаимопроникновения, единения душ. Мы жили в предвкушении счастья.
Мой герой любил послушать мои рассказы. Как-то вечером, лежа на диване, положив голову мне на колени, он попросил:
— Расскажи, как ты впервые приехала в Венецию.
— Я уже рассказывала, — застонала я.
— Далеко не все. Я хочу услышать полностью. Ты была не одна, правильно? — он сел, чтобы видеть меня.
— Неправильно, но какая разница? — не без иронии осведомилась я.
Но он серьезен, нежен.
— Пожалуйста, расскажи.
— Хорошо. Тогда закрывай глаза и внимательно слушай, потому что история — красивая. Постарайся не заснуть, — попросила я. — Я уже рассказывала, что жила в Риме и не хотела переезжать в Венецию. Но у меня было задание сделать несколько публикаций о местной кухне, и я отправилась в путь. Это ты помнишь? — Я строила рассказ, соблюдая все законы жанра.
— Да. Я помню, что ты приехала поездом и высадилась на Сан-Дзаккарии, надеясь услышать Марангон.
— А он не звонил, — прервала я.
— Не звонил. Но почему ты не вышла на площадь? Ты стояла рядом, но повернула назад? — Фернандо снова сел, чтобы видеть мое лицо. Он прикурил сигарету от свечи, прошел через комнату и открыл двери на террасу. Оставаясь снаружи, он прислонился к перилам, обернувшись ко мне в ожидании ответа.
— Не знаю, Фернандо. Я не была готова. Не была готова к чувству города, которое обрушилось на меня с того мгновения, когда я вышла из дверей вокзала. Как будто бы Венеция больше, чем место. Как если бы Венеция была человеком, одновременно знакомым и незнакомым, но перед ним я беззащитна. Я была изрядно вымотана тогда. Много где побывала, многое видела, но подобный вихрь эмоций меня напугал, — пыталась объяснить я.
— Как во время нашей первой встречи? — улыбнулся он.
— Да. Очень похоже, — подтвердила я. — Если хочешь, чтобы я рассказывала дальше, возвращайся, ложись и закрывай глаза.
Фернандо последовал совету.
С картой в руке я дошла до «Газеттино», маленькой гостиницы, выбранной для меня издателями. Я довольно легко нашла Кампо Сан-Бартоломео, а потом свернула налево вслед за туристами на узкую, извилистую торговую улицу, таща за собой чемодан.
— Кампо Сан-Бартоломео? Лучше было бы от банка направо, — сообщил Фернандо снисходительно.
— Молчи и глаз не открывай, — сказала я.
