– У меня ничего нет для вас.
– Клянусь моим патроном – это неправда! Желательно мне знать, что значит этот запах из кухни, и зачем там жарится такая чудесная козлятина?
– Все это уже откуплено.
– Да, все, все, – подтвердил Франц, прятавшийся за своего господина.
– Кроме котла с водой, надеюсь, – сказал Вальдемар, смеясь.
Несмотря на лета этого человека, его лицо, серьезное и строгое, когда он задумывался, принимало подчас веселое и приветливое выражение, которое придавало ему особенную прелесть.
Укрощенный этой улыбкой, но слишком упрямый, чтобы отказаться от своей мысли, Иеклейн собирался повторить незнакомцам свое приглашение удалиться, но Вальдемар сказал ему таким же добродушным тоном:
– Любезный хозяин, если госпожа Гейерсберг хорошая христианка – в чем я не сомневаюсь – она не пожелает, чтобы из-за нее двое бедных купцов, как мы с кумом, провели ночь на дворе и с тощим желудком.
Иеклейн начал настаивать и опять разозлился. Хотел ли он прибегнуть к насилию, имел ли он намерение напугать купцов – только он схватил длинный меч, висевший над камином.
Один из путешественников тоже начинал сердиться. Он уже выхватил было свой безмерно длинный охотничий нож, который был у него спрятан под платьем, но товарищ сказал ему на ухо несколько слов, которые заставили его призадуматься.
– И в самом деле, – пробормотал он, – что мне за дело до дерзостей этого чудака? Клянусь моим патроном, – сказал он вслух, обращаясь к Иеклейну, – у вас, молодой хозяин, странный способ привлекать к себе в трактир посетителей. Повесьте на место этот старый меч, который, вероятно, помнит времена Карла Великого, и соблаговолите нас выслушать. Нас с кумом пригласила сюда госпожа Гейерсберг.
– Вас? – пробормотал Иеклейн, глядя на них с недоверием.
– Да, нас.
– А доказательство?
– Вот оно, – отвечал Вальдемар, вынимая из кармана письмо, которое он развернул. – Вы знаете ее печать?
– Разумеется!
– Ну, так потрудитесь взглянуть на эту бумагу.
Это была действительно печать госпожи Гейерсберг.
Иеклейну ужасно хотелось заглянуть в письмо, но купец так сложил его, что трактирщик мог видеть только подпись и печать.
– Дьявол вас задери! – вскричал разозленный Иеклейн. – Зачем вы мне не сказали раньше?
– Да вы нам не дали слова сказать. Что же касается вашего посланника, то сомнительно, хватило ли бы у него ума понять наши объяснения.
Хотя купец говорил совершенно добродушно, но в его тоне было что-то насмешливое и в то же время полное достоинства, и это невольно смущало трактирщика. Боязнь оскорбить госпожу фон Гейерсберг мешала ему наговорить дерзостей, что он, конечно, сделал бы во всяком другом случае, и потому Иеклейн отошел от них и отправился к мужику, который пил один на другом конце залы и спокойно смотрел на это происшествие.
Уткнув нос в стену и нахлобучив шапку на глаза, этот крестьянин по-видимому не хотел показывать своего лица.
Обрадованный, найдя на ком выместить свою досаду, Иеклейн хлопнул его по плечу и грубо сказал, чтобы он убирался.
Крестьянин не отвечал. Он только отодвинул свою скамью и посмотрел на Иеклейна в упор.
– Конрад, – пробормотал тот. – Конрад!
– Молчи же, – сказал тот, надвигая шапку, как бы опасаясь быть узнанным купцами, к которым сидел спиной.
– Когда ты вернулся?
– Вчера; я побывал во всех окрестных кружках и нашел везде братьев, готовых помогать нам. А ты что скажешь, Иеклейн? Можно ли еще считать тебя членом
– Я все тот же, – отвечал Иеклейн, избегая пристального взгляда крестьянина.
– Неужели? Ну, я чуть-чуть было не усомнился в этом. Черт возьми! Братец, ты странно доказываешь расположение крестьянам, – прибавил он, показывая, как будто бьет кого-нибудь палкой.
– Всякий себе господин, – сказал Иеклейн. – Я имел полное право прогнать гуляк, которые беспокоили меня шумом.
– Скажи-ка, Иеклейн, хороша госпожа Маргарита фон Эдельсгейм, воспитанница госпожи фон Гейерсберг?
– Ну… да… да, – пробормотал видимо смущенный Иеклейн. – К чему эти расспросы?
Конрад посмотрел на него подозрительно.
–Да так, – отвечал он наконец. – Впрочем, я не за тем пришел сюда, чтобы толковать о таких пустяках. Выслушай меня: теперь кое-кто из
