книжки с картинками, обучающие игры. Когда Но говорит о них, у нее меняется голос, на лице появляется легкая улыбка, будто она слушает музыку воспоминаний, которая делает ее беззащитной. Они жили на ферме. Дед занимался огородом и разводил птицу. В восемнадцать лет Сюзанн встретила на дискотеке одного мужчину. Он был старше ее. Его жена погибла в автокатастрофе, она была беременна, ребенок так и не родился. Мужчина работал в Шуази-ле-Руа, в охранной фирме, неплохо зарабатывал. Сюзанн, с ее длинными черными волосами, в неизменных мини-юбках, была очень хороша собой. Он предложил отправиться с ним в Париж. Они уехали следующим летом, а Но осталась на ферме. Сюзанн так и не вернулась за ней. Когда Но пошла в подготовительный класс, умерла бабушка. Однажды утром она поднялась на деревянную лестницу, чтобы набрать яблок, она еще не заготовила пюре, и упала ничком, словно большой пакет с конфетами. Так и лежала на спине в своей кофте с вышитыми цветами. Изо рта стекала тоненькая струйка крови. Глаза были закрыты. Стояла жара. Испуганная Но побежала за соседями.
Дед не мог оставить Но у себя. Он бы просто не справился. И потом, одинокий мужчина с маленькой девочкой — это не принято. И Но отправили в Шуази-ле-Руа, к матери и мужчине с мотоциклом. Ей было семь лет.
Внезапно Но замолкает. Ее руки неподвижно лежат на столе. Мне так хочется узнать продолжение, но ни в коем случае нельзя настаивать, вот мама сразу это поняла, поэтому ни о чем и не спрашивает.
Прошло несколько недель, Но обрела свое место в доме, стала намного лучше выглядеть и, кажется, даже поправилась на несколько килограмм. Она часто сопровождает меня то туда, то сюда, развешивает постиранное белье, курит на балконе, достает почту из ящика, вместе со всеми выбирает, какой фильм смотреть. Мы почти забыли, что раньше жили без нее. Мы можем часами молчать, просто находиться вместе, я знаю, она ждет, что я позову ее с собой, знаю, что ей нравится спускаться в лифте, ходить за покупками, с наступлением темноты возвращаться
— Мы вместе, Лу, мы ведь теперь вместе?
Есть еще один постоянный вопрос, который она часто задает, и, как и на первый, я отвечаю «да, да, да», — доверяю ли я ей, верю ли?
У меня в голове крутится одна и та же фраза — я вычитала ее не помню уже где: тот, кто постоянно уверяет в своей преданности, первый предаст тебя. Я стараюсь прогнать ее как можно дальше.
Мама начала листать журналы, взяла книги в библиотеке, сходила на пару выставок. Теперь она одевается, причесывается и даже чуточку красится, каждый вечер ужинает вместе с нами, задает вопросы, рассказывает смешные истории, случившиеся за день. Она понемногу обретает речь, вспоминает прежние выражения, иногда сомневается, иногда замолкает, но все же досказывает до конца. Она позвонила старым друзьям, встретилась с коллегами и купила себе кое-что из одежды.
По вечерам за столом я наблюдаю украдкой, как смотрит на нее отец: взгляд его недоверчив и нежен, полон надежды и беспокойства, будто все происходящее висит на волоске.
27
Есть в жизни одна очень неприятная штука, с которой невозможно справиться: мы не можем перестать думать. Маленькой я каждый вечер, лежа в постели, тренировалась, стараясь добиться в голове абсолютной пустоты. Я выставляла вон все мысли, одну за другой, еще до того, как они обретали словесные очертания, я вырывала их с корнем, давила в зародыше, но все время сталкивалась с очевидностью: думать о том, чтобы перестать думать, — это все равно думать. И тут уж ничего не поделаешь.
Как-то раз я заговорила об этом с Но — в надежде, что уж она-то, после всего пережитого, могла бы найти выход, какое-нибудь решение этой проблемы, однако она лишь посмотрела насмешливо:
— Ты никогда не перестаешь?
— Перестаю что?
— Шариками вертеть?
— Так я тебе как раз и говорю, что если вдуматься, то это совершенно невозможно.
— Возможно, когда спишь.
— Когда спишь — да. А с другой стороны, ты видишь сны…
— Ну не знаю, попробуй делать как я, я никогда не вижу снов, это вредно для здоровья.
Она не находит странным то, что я собираю упаковки от готовых блюд, коллекционирую ярлычки от одежды, сравниваю длину рулона туалетной бумаги разных марок. С полуулыбкой она наблюдает, как я измеряю, сортирую, классифицирую, наблюдает безо всякой иронии. Сидя рядом с ней, я вырезаю слова из газет, чтобы наклеить их в свою тетрадь, Но спрашивает, не достаточно ли мне тех, что уже есть, интересуется, зачем мне это, помогает искать в словаре, я вижу, что ей это нравится, — достаточно посмотреть, с каким видом она диктует мне определение своим немного сиплым голосом. Каждое слово она произносит раздельно, точно школьная учительница, предельно серьезно и все такое. Однажды она помогала мне вырезать геометрические фигуры для лицея, она действительно старалась, сжала губы, чтобы я не отвлекала ее своей болтовней, боялась напутать и ошибиться, казалось, для нее очень важно все сделать безупречно, с точностью до миллиметра, и, когда мы все закончили, я с шутливой торжественностью поздравила Но. Больше всего же ей нравится помогать мне с английским. Как-то надо было заучить диалог между Джейн и Питером на тему экологии, и я не решилась сказать, что мне достаточно прочесть его раз или два, чтобы запомнить, — Но очень хотела быть за Питера. Со смешным до смерти французским акцентом она раз десять повторяла
Если я занята, Но ничего не делает. Это, наверное, единственное, что напоминает мне, откуда она «родом», — странная способность приткнуть себя куда-нибудь, точно неодушевленный предмет, и просто ждать, когда пройдет время или случится нечто, что выведет ее из этого состояния, взгляд ее при этом отстраненный, словно все, что ее окружает, по большому счету не имеет значения, словно все вокруг временно и непрочно.
Я выхожу с ней на балкон, когда она курит. Мы разговариваем, глядя на зажигающиеся окна, на очертания крыш, на силуэты людей в их кухнях. Я пытаюсь выспросить ее о Лоисе, ее возлюбленном, Но отвечает, что он уехал в Ирландию, но когда-нибудь, когда у нее заведутся деньги и новый зуб, она обязательно поедет к нему.
По вечерам мы встречаемся у Лукаса. Вместе с ним мы возвращаемся из лицея, на автобусе или, если очень холодно, на метро, а Но приходит прямо к нему. У Лукаса мы одни и свободны. Целыми днями Но ищет работу: магазины, компании по трудоустройству, агентства, везде она оставляет свое резюме, беспрестанно звонит по объявлениям, но всюду — отказ, потому что Но закончила всего шесть классов школы, не знает ни одного иностранного языка, не умеет пользоваться компьютером, она нигде никогда не работала.
На пару с Лукасом мы придумываем для нее светлое будущее, счастливые случаи, которые обязательно представятся очень скоро, волшебные истории. Она слушает с улыбкой, не перебивает, позволяет сочинять для нее иную жизнь. Лукас — чемпион по придумыванию, он разыгрывает сцены, сочиняет невероятные совпадения, очень реально описывает малейшие детали, легко превращает «невозможно» в «возможно». Я ставлю на кухонный стол десертные тарелки, Лукас режет бананы, кладет их на сковородку, посыпает сахарной пудрой, несколько минут оставляет на огне. Мы сидим втроем за этим нехитрым лакомством и чувствуем себя надежно защищенными от целого мира. Чтобы рассмешить меня, он
