– Может, это вовсе не так, – пробормотал Бенсон.
– Где ты работал тогда? – спросил Кейдж.
– Уитли-Хейтс. В Голливуде, за шоссе. В красивом старинном доме. К тому же очень известном – раньше там жила Жан Хэрлоу. Некоторое время назад его снял человек, похожий на гангстера. И конечно, заказал установку сигнализации.
– Почему вы решили, что он гангстер? – спросил Грин.
– А как вы определяете, что человек в униформе и фуражке, с револьвером на поясе и резиновой дубинкой – полицейский агент? Он одевается, как гангстер, ходит, как гангстер, говорит, как гангстер.
– А у гангстера есть имя? – спросил Грин.
– Родни Диджиакомо.
– Чем Родни официально зарабатывает себе на жизнь?
– Он рассказывал, что торгует спиртным. Я в этом сомневаюсь.
– Родни живет один?
– Понятия не имею.
– Сколько у вас еще осталось там работы?
– На один день.
– А сколько дней уже проработали?
– Три.
– Расскажите еще раз, что вы видели.
– Я работал там позавчера, около половины десятого утра. Ворота в сад были открыты. Если идти по дорожке параллельно крыльцу, то сначала проходишь мимо гостиной, затем мимо входной двери и, наконец, попадаешь в столовую. Я находился в гостиной, когда вдруг рядом оказался Тино. Он спросил, где Родни. На нем были те же брюки и рубашка, что и сейчас, а в руках большой черный чемодан «Самсонайт». На шее висела золотая цепочка – кстати, мы не обратили внимания! – а в левой руке он держал солнечные очки. Именно в тот момент я заметил, что на одном из пальцев чего-то не хватает. Затем вошел Родни, и они обнялись, широко улыбаясь. Они произнесли лишь имена друг друга и тут же отправились в рабочий кабинет Родни, который находится в центральной части дома, между коридором и бассейном. Спустя некоторое время они вышли на улицу. Дважды они заносили в дом четыре тяжелых чемодана. Через полчаса какой-то мужчина – я проворонил, как он входил в дом, – направился в туалет. Такой же – как бы получше выразиться – характер, как и у Родни. И в зеркало, висевшее в коридоре, я увидел, как при помощи специальной машинки, которой пользуются в банках, они пересчитывали деньги. Машинка трещала, а на столе лежали стопки банкнот. Кроме Родни и Тино там был кто-то еще.
– Всего четверо? – уточнил Грин.
– Да. Полагаю, да.
– И дальше?
– Я подумал: так, господа перевозят крупную партию денег. И я притворился, будто у меня из носа течет кровь.
– А потом?
– В половине третьего я пошел пообедать, а когда вернулся, то застал Родни уже одного.
– Где вы обедали?
– В кафе на улице Франклин.
– Долго отсутствовали?
– Около часа.
– Достаточно, чтобы прикончить Тино.
– Я этого не говорил. Ведь я практически ничего не видел, – сказал Бенсон.
– Завтра утром вы установите там микрофон, – сказал Грин. Это была дерзкая мысль, но Грин не мог устоять перед искушением, от которого по всему телу разливалось тепло.
– Ты не в своем уме, – прокомментировал Кейдж с заднего сиденья.
– Господин Грин, какой в этом смысл? – спросил Бенсон.
– Мы должны узнать, где лежат деньги, – голос Грина слегка дрожал. Он нервничал, раскрывая им свой замысел.
– И что потом?
– А потом мы их украдем.
Грин украдкой бросил взгляд на Бенсона – тот молча смотрел перед собой. Он по-прежнему потел и тяжело дышал. Грину следовало проявить осторожность и не употреблять таких слов, как «украдем». Нужно было просто посеять семена этой идеи в их головах так, будто бы она явилась плодом их собственного воображения.
– Что у тебя на уме? – спросил Кейдж. – Я-то думал, что ты серьезный малый. Интеллектуал, случайно ставший актером. А ты, оказывается, просто дурак. Ограбить мафиози – есть более простые способы покончить жизнь самоубийством. Не такие болезненные, потому что, если они тебя застукают, ты – покойник.
– Они не узнают.
