датчиков.
– Мне надо на интервью, – сказал он по пути в Санта-Монику.
Он ехал на заднем сиденье. Джимми и Флойд сидели спереди, демонстрируя ему свои затылки.
– В каком смысле? – спросил Джимми Кейдж.
– Мне нужна работа.
– Прекрасно.
Возникла пауза.
– Я не уверен, что хочу продолжать эту затею, – признался Грин.
Кейдж повернулся к нему лицом и бросил на него свирепый взгляд.
– Это всецело твоя идея, старик, – произнес он с горечью. – Флойд потратил почти семьсот долларов на все эти прибамбасы, а ты, не моргнув глазом, заявляешь, что не желаешь больше участвовать. Ну и наглец!
– Я думал, это вы не хотите, – огрызнулся Грин.
– Ты ошибался, – ответил Кейдж.
– Но ты только и делал, что ставил палки в колеса! – изумленно воскликнул Грин. – Если кто-то и не хотел участвовать, то именно ты! И беда в том, что ты сумел убедить и меня! Нам не стоит этого делать! Это рискованно! Нас ждет участь Тино! Но теперь тебе мало твоей победы, теперь тебе вдруг захотелось сыграть! Я тебя не понимаю!
– Я смотрю на вещи критично, – сказал Джимми, – и по-прежнему считаю, что это опасно. Но мне все же любопытно: вдруг каким-то чудом эта твоя безумная затея сможет принести нам пользу. Флойд раздобыл необходимые устройства. Семьсот баксов.
– Я без проблем продам их за те же деньги, – успокоил его Флойд. – Возможно, я даже что-то заработаю, если наберусь терпения. Ведь я приобрел их за сравнительно небольшую сумму.
– Господин Бенсон! У меня в номере вы пребывали еще в глубоком сомнении! – защищался Грин. – У вас уже тогда был ретранслятор?
– Да, – признался Бенсон. – И я уже встроил микрофоны. Затратив на это лишь две минуты. Вы были правы. Почему бы и нет? Чего нам еще ждать от этой жизни? Давайте-ка разделаемся с этими господами!
Энтузиазм бойскаута в тучном теле престарелого мужчины.
– Что за интервью? – спросил Джимми, уже не так резко, но примирительно.
– В Беверли-Хиллс. Место водителя для пожилой дамы. Включая жилье. В перерывах между поездками в красивой машине у меня будет время, чтобы писать.
Джимми кивнул, выражая понимание его внезапной капитуляции.
– Нельзя упускать такой шанс, – сказал Бенсон. – Учитывая ваше положение, я вас полностью поддерживаю. За нас не волнуйтесь. Оборудование стоит как минимум тысячу долларов. Господин Грин, езжайте себе спокойно в Беверли-Хиллс. Вы абсолютно правы.
Ни тени сарказма в его голосе, ни толики издевки над смехотворной мечтой Грина гарцевать в «роллсе» по Беверли-Хиллс и заниматься высоким искусством.
– Ты будешь носить фуражку? – спросил Джимми.
Грин еще не до конца осознал того, что его ждет. Черный костюм и водительская фуражка.
– Джимми, оставь парня в покое. Сейчас пока поедем ко мне, – сказал Бенсон. – Поужинаем и послушаем, о чем говорят на Уитли-Хейтс. Все равно делать нам больше нечего.
ШЕСТНАДЦАТЬ
Частоту, которую выбрал Бенсон, невозможно было защитить от прослушивания – любой радиолюбитель мог на нее настроиться и следить за тем, что происходит в доме Родни.
Нанизывая на палочки брокколи, креветки и кусочки горячей курицы из тайских мисочек, актеры с любопытством слушали, о чем велась речь в бывшем особняке Жан Хэрлоу.
Сидя за столом с тайской едой на кухне у Бенсона, они слышали, как там тоже кто-то принес заказ из тайского ресторана. Из приемника доносились пространные неопределенные звуки. В гостиной и в рабочем кабинете Родни Бенсон установил крошечные, но чрезвычайно чувствительные микрофоны. Техническое качество радиопьесы не отвечало нормам трансляции, однако голоса – их было трое – звучали отчетливо.
Бенсон пояснил, кто есть кто.
У Родни был громкий, низкий, вязкий голос – американский эквивалент языка, на котором говорят в амстердамском районе Йордан.
Родни: «Тунец есть?» Голос Мускула звучал тоньше, почти по-мальчишески, хотя, по мнению Бенсона, за ним недаром закрепилась эта кличка.
Мускул: «Свежайший. Зажаренный на гриле».
Родни: «Хорошо прожаренный?»
Мускул: «По-моему, да».
Родни: «Терпеть не могу, когда он сырой. Я люблю хорошо прожаренный».
Непонятный шум, звуки открывающихся пластиковых пакетов и баночек.
