Акапулько. На его могиле можно послушать знаменитый «зов джунглей». Смотри-ка, хороший бросок.
Брам повернулся к экрану и увидел замедленный повтор броска. Игрок взлетел к кольцу и обеими руками опустил в него мяч. Мужчины в кафе зааплодировали.
Джонни пояснил:
— Измаил Хамдар. Его родители уехали из Хеврона в двухтысячном году. Родился в Хьюстоне. Два метра пять. Я поставил на него три сотни.
Он подозвал человека, разливавшего у соседнего стола черный, как деготь, кофе, высоко поднимая серебристую джезву и элегантно наклоняя ее над чашечками, и спросил по-арабски еще два стакана чаю.
— Если Хамдар заработает тридцать очков, я получу вдвое больше.
— Тридцать — это много, — заметил Икки.
— В последних десяти играх он набирал в среднем по тридцать шесть очков, — парировал Джонни.
— Сколько тебе еще осталось?
— Двадцать два.
— Много.
— Хамдар сейчас в наилучшей форме. Ему надо только чуть-чуть разогреться.
Джонни вытянул из мятой пачки сплющенную сигарету, прикурил от древнего «ронсона» и сказал:
— Когда-нибудь я посмотрю его игру вживую.
— В Хьюстоне?
— В «Хьюстонских ракетах».[4] В зале «Тойота».
— Тогда и я с тобой поеду, — сказал Икки.
Джонни повернулся к Браму:
— А ты?
— Что — я?
— Ты с нами поедешь?
— Конечно, поеду.
— Втроем, значит, — с удовольствием заключил Джонни.
Брам подумал, что пора заканчивать ритуальные пляски:
— А чем-нибудь другим мы не можем втроем заняться?
— Мы можем посмотреть на лос-анджелесских «Клипперов», — кивнул Джонни, освобождая место на столе для прибывшего тем временем чая. — И конечно, на
Икки обхватил ладонями стакан, словно хотел согреть руки; на самом деле ему стало неловко из-за вмешательства Брама. В кафе было не меньше тридцати градусов. А вентилятор лишь равномерно разгонял дым по всему помещению.
— Брам имел в виду девочку, — проговорил Икки.
Джонни поднял глаза:
— Брам — это ты?
— Да. Брам. Авраам. Ибрагим.
Икки смотрел на него выжидательно, хотел, чтобы как можно скорее стало ясно: он — подчиненный Брама.
— Я хочу перейти к делу, — сказал Брам.
Джонни скрылся за дымовой завесой.
— Конечно, перейдем к делу, хоть сейчас.
— Мы должны сперва разобраться, что каждый из нас имеет в виду.
— Вне всякого сомнения, — равнодушно ответил Джонни.
— Я пока не видел подтверждений.
— У меня они есть.
— Можно посмотреть?
Джонни пошарил под столом и достал кожаную папку. Он открыл замочек, вытащил конверт и протянул Браму:
— Только здесь не открывайте. После посмотрите.
— Но я должен получить подтверждение сейчас.
— Не теперь. Я не хочу, чтобы другие видели.
Икки шепнул:
— Самир сказал, что ты все знаешь.
— Самир ведет себя, как глупая баба. Он ничего не знает.
— Мы перейдем наконец к делу или нет? — спросил Брам. Он понимал, что давить на араба неразумно, но не мог справиться с накатившей злобой. В конце концов, они не подержанную машину приехали покупать.
— Мне не нравится вести дела, — холодно отрезал Джонни, — если мы заранее не договорились, в чем они состоят.
— Девочка, — сказал Брам, — Сара Лапински. Пропала три года назад.
Брам вытащил из кармашка рубахи сложенный листок бумаги и положил на стол. Это была копия цветной фотографии. Брам вспотел, и бумага стала чуть влажной. Джонни даже не притронулся к ней.
Брам сказал:
— Посмотрите. Это компьютерная обработка старой фотографии: так Сара должна выглядеть теперь, ей через три месяца исполняется восемь лет. Три года назад она исчезла с пляжа. Ее искали, прощупали морское дно в окрестностях, сделали объявление по телевидению. Ее видели в Герцлии, в Рамалле, даже в Норвегии, в Осло. Какие-то психи задерживались на работе, чтобы послать мэйл, что видели ее во сне и абсолютно уверены, что ее продали в гарем, в Эр-Рияд или Исламабад. Или что она пасет овец на ферме в Новой Зеландии. Пришло время вернуть ее домой. Мы привезли деньги. Так что мы готовы перейти к делу, если ты поможешь нам ее найти. Мы больше не будем задавать вопросов. Мы хотим одного: вернуть ее домой.
Мужчины позади Брама зааплодировали. Джонни поглядел на экран:
— Осталось двадцать очков.
— Слушай, Джонни, речь идет о девочке. — Голос Брама звенел от злости. — Ты можешь понять, что есть люди, которые ее очень любят? Или у тебя мозги усохли и в голове осталась только ненависть к жидам и восторг перед великими талантами арабских торговцев? Так мы как раз и приехали кое-что купить.
— Думаешь, ты чего-то добьешься, если будешь меня оскорблять? Одно неверное движение, и мы с удовольствием отрежем тебе голову. Фильтруй базар.
— Ты блефуешь, — отозвался Брам, понимая, что отступать нельзя. — Тебе нечего нам дать. И ты ни хрена не знаешь о девочке.
— Я деловой человек, — ответил Джонни. — Я знаю, когда могу добыть просимое, а когда нет.
— Просимое — Сара.
— Вы меня не поняли. Сары больше нет.
Икки облизал губы и испуганно поглядел на Брама.
— Ты, значит, вызвал нас сюда, ничего не собираясь нам дать? — спросил Брам агрессивно.
Джонни равнодушно пожал плечами:
— Самир — он у нас мечтатель.
— Пошли отсюда. — Брам поднялся со стула, но Икки схватил его за руку.
— Я много лет знаю Самира. Он сказал, нам надо поговорить с тобой.
— Не понимаю, чего я тут с вами разговариваю, — отозвался Джонни. — Ну ладно, Самир собирался сообщить вам нечто особенное. Поэтому я вас и позвал.
— Что? — Брам сел.
— Что она умерла.
— Умерла? — повторил Икки, вцепляясь титановыми пальцами в руку Брама.
— Что девочка умерла полгода назад.
