— Эйб в Америке, — отозвался Брам.
— Абрахам.
— Полное имя по голландским документам — Абрахам. А в Яффе — Ибрагим.
— Ты хорошо справляешься с работой здесь. Жаль, что бросил преподавать.
— Я специализировался в неверном направлении, — ответил Брам.
— По истории Ближнего Востока. Здорово тут у тебя.
— Можно усадить еще человек пятьдесят.
— У вас так много дел?
— Чем дольше работаешь, тем больше их становится.
— И ты работаешь волонтером в «Давидовом шите».
— Да.
Они замолчали, глядя друг на друга.
— Чем я могу быть тебе полезен? — спросил Брам.
— Ничем особенно. Я хотел спросить тебя о Хаиме Плоцке.
— Плоцке?
— Утром я навещал раненых, тех, кто мог говорить. И Плоцке, конечно.
— Он дежурил, когда я проезжал в Яффу. Ты хочешь знать, для чего я туда ездил?
— Зачем? Я и так знаю.
— Я должен радоваться этому? — сердито спросил Брам.
— Да. Гораздо хуже будет, если я не буду знать цвета трусов, которые на тебе надеты. Если мы не будем делать свою работу как следует, можно закрывать лавочку.
— Это-то понятно.
Балин усмехнулся, пытаясь показать Браму, что пришел с самыми дружескими намерениями.
— Какие-то проблемы с Плоцке?
— Никаких, но он вбил себе в голову странные вещи, которые меня беспокоят.
— Ты хочешь сказать: он считает, что никакой ракеты не было?
— Именно. Он сказал мне, что обсуждал с тобой свою, так сказать, теорию.
Они помолчали.
— И что ты хотел услышать от меня?
— Что ты уверен: он несет чушь.
— Я так ему и сказал.
Балин кивнул:
— Я знаю.
— Ракета — она ракета и есть, — сказал Брам, и подумал — интересно, зачем шеф Шабака лично принимает меры к замалчиванию рассказа Плоцке?
— Подобная история, — небрежно уронил Балин, — может вызвать беспокойство, если заживет, так сказать, своей жизнью. Мы не можем себе этого позволить.
— Я ни с кем не собирался ее обсуждать.
— Ты меня успокоил, — откликнулся Балин, протягивая Браму руку. — Договорились?
— Договорились.
И они пожали друг другу руки, скрепляя договор.
— Да, еще кое-что, — сказал Балин.
Брам выжидательно смотрел на него. Балин никогда не заходил с единственной карты, но, подобно фокуснику, выхватывал все новые и новые буквально из воздуха.
— У тебя ведь есть собственный банк данных?
— Да. Мы завели его четырнадцать лет назад.
— И есть доступ к другим банкам данных?
— Ты имеешь в виду такие же бюро в других странах?
— Да или нет?
— Мы можем официально войти в большинство банков данных. И они к нам. Такова договоренность.
— У них такие брандмауэры понастроены, надо убить несколько дней, чтобы только туда забраться.
Брам понял, что они пытались кракнуть какой-то банк данных. Какое это имеет отношение к истории Плоцке?
— Вы не могли бы нам помочь? — продолжил Балин.
— Мы? Помочь вам? Потрясающе! Ты хочешь сказать, мы круче Шабака?
— Вы заняты, черт побери, целыми днями этим дерьмом, правда же? У вас есть свои методы, свои контакты.
— За компом сидит Икки, он этому учился. Я его дел почти не касаюсь.
— Окажи нам
— Всегда, если смогу, но у нас уговор со всеми подобными клубами: вся информация конфиденциальна.
— Конфиденциальность — мое ремесло, Ави.
— Конечно. Но я могу действовать ровно до тех пор, пока это не опасно для моих контактов.
— Я тоже, Ави, но иногда приходится вести опасную игру, чтобы предупредить более серьезные потери.
— Ты точно знаешь, чего добиваешься?
— Точнее не бывает. Ну?
Брам пожал плечами:
— Что мы должны сделать?
— Поискать кое-что в ваших банках данных, вот и все.
Ни следа угрозы не проскользнуло в его позе, ни в голосе, но не имело смысла торговаться с Шабаком: Балин всегда ухитрялся получить то, что просил.
— Полная конфиденциальность, да, Брам?
— Зачем мне с тобой ссориться, Ицхак?
— Затем, что я надел не тот галстук.
На Балине был темно-красный галстук в черную точечку.
— Сколько их у тебя?
— Я думаю, сотни четыре.
— И как ты в них не путаешься?
— Раскладываю по спектру: красный, оранжевый… и так далее, до фиолетового.
— Ицхак, — сказал Брам, — зачем я тебе понадобился? Неужели я могу сделать что-то такое, чего не можешь ты?
Балин прошелся по залу, гордо поскрипывая дорогими английскими башмаками ручной работы. Потом, глядя в пол, словно боялся свалиться в яму, вернулся к окошечку кассы и, перегнувшись через барьер, придвинулся поближе к Браму.
— Начинай искать в ваших файлах, банках данных, не знаю, как вы их там называете. Четыре имени: Аделман, Броди, Френкель, Колберг. Мы ищем юношу, возраст от двадцати до двадцати четырех. Еврея. Я получил разработку от наших профайлеров[69] — девять к десяти, что все это полная херня, тем не менее: мы ищем юношу, пережившего в детстве катастрофу. Возможно, он потерял родителей, ушел из дома или что-то в этом роде. Существует высокая вероятность того, говорят наши гении, что его когда-то объявляли в розыск, но потом перестали искать. Что мы знаем? Очень мало. Аделман, Броди, Френкель или Колберг. Мальчик, из которого легко может получиться радикал. Возможно, он ушел из дома, когда был маленьким, и его родители обращались в полицию. Он ненавидел отца — все они ненавидят своих отцов, любой хулиган, любой начинающий преступник.
— И что? — спросил Брам. — Теперь, значит, мы должны…
— Да, — кивнул Балин. — Мы не можем найти его в своих банках данных.
