их заблуждения.
О НЕСОМНЕННОСТИ ПРИНЦИПОВ7
Мы дивимся причудам моды и варварству дуэлей и все еще боремся с некоторыми уродливыми обычаями, чем доказываем их живучесть. Мы изливаем на них все свое негодование, как будто они — единственное зло на земле, и не замечаем, что сами тонем в предрассудках, которые даже не ставим под сомнение. Те, кто подальновидней, сознают нашу слепоту и, проникаясь из-за этого недоверием к самым великим принципам, делают вывод, что в мире все сводится к мнению, чем, в свой черед, доказывают ограниченность человеческого разума. Коль скоро, по их убеждению, сущее и истинное тождественны и лишь выражаются по-раз-ному, следует либо все признать тщетой, либо все же допустить существование истин, не зависящих от наших догадок и легковесных домыслов. Но если несомненно существуют доподлинные истины, значит существуют и принципы, которые нельзя изменять по нашему произволу. Тут, бесспорно, встает одна трудность — как их постичь, но почему рассудок, помогающий распознавать ложь, не в силах привести нас к истине? Разве тень ощутимей тела, ее отбрасывающего, а видимость явственней сущности? Что, кроме заблуждений, есть на свете темного по самой своей природе? Что, кроме истины, есть на свете очевидного? И разве не очевидность истины позволяет нам различать ложь, как свет позволяет различать тень? Одним словом, что значит распознать ложь, как не обнаружить истину? Утрата чего-либо неизбежно предполагает существование утраченного; следовательно, сомнение есть доказательство некой несомненности, невежество — знания, заблуждение — истины.
О НЕДОСТАТКЕ,
ПРИСУЩЕМ БОЛЬШИНСТВУ ЯВЛЕНИЙ
Недостаток, присущий большинству явлений в поэзии, живописи, красноречии, философии и т. д., заключается в их неуместности. Отсюда — искусственная приподнятость и высокопарность в поэзии, диссонансы в музыке, неотчетливость в картинах, притворная учтивость и скучное острословие в свете. Возьмем, к примеру, даже нравственность: как не признать, что в большинстве случаев расточительство — это неуместное великодушие, тщеславие — неуместная гордость, скупость — неуместная предусмотрительность, бравада — неуместная смелость и т. д. Именно этим, а не их природой или отходом от нее объясняются сила и слабость, вредность и благодетельность большинства явлений. Если убрать из жизни большинства людей все неуместное, от нее ровным счетом ничего не останется, и проистекает это не от их неразумия, а от того, что они не властны управлять житейскими обстоятельствами.
О ДУШЕ
У кого нет души, тому и от разума мало проку. Именно душа воспитывает ум и придает ему широту, именно она главенствует в обществе, создает ораторов, дипломатов, министров, государственных деятелей, полководцев. Посмотрите на жизнь света. Что движет молодежью, женщинами, старцами, людьми всех положений, толкая их на интриги и объединяя в партии? Что — ум или сердце — руководит нами самими? Не поразмыслив толком об этом, мы удивляемся возвышению одних или безвестности других и относим на счет судьбы то, что гораздо легче объяснить характером: мы ведь принимаем во внимание только разум, а не свойства души. От нее-то, однако, и зависит в первую очередь наша участь. Нам напрасно доказывают, как важно иметь сильное воображение: я не могу ни уважать, ни любить, ни ненавидеть, ни бояться тех, у кого нет ничего, кроме разума.
О РОМАНАХ8
Ложь по природе своей оскорбляет и никак уж не может растрогать нас. Чего, по-вашему, люди так жадно ищут в вымысле? Образ живой и страстной истины.
Мы хотим правдоподобия даже в сказках, и любой вымысел, который не живописует на- ТУРУ* кажется нам нелепым.
Правда, разум у большинства людей так ограничен, что небылицы прельщают его, а видимость величия изумляет. Но стоит нам почувствовать, что мнимое величие прикрывает небылицами ложь, как нас охватывает отвращение, поэтому романы не перечитывают.
Я делаю исключение для людей с воображением суетным и беспорядочным: они находят в книгах такого сорта историю собственных мыслей и химер. А кто сам подвизается в этом роде словесности, тот пишет с несравненной легкостью, ибо материал его произведений содержится в нем самом, но подобное ребячество бессильно привлечь к себе людей здравомыслящих: они не пишут и не читают романов.
И если первые все-таки привержены к этим предосудительным выдумкам, то лишь потому, что они обретают в них некий образ собственных заблуждений, то есть нечто напоминающее, на их взгляд, истину. Тот же, кто выдумки не приемлет, поступает так потому, что не узнает в последних свои подлинные чувства; явная ложь — и это со всех точек зрения несомненно — отвращает нас, ибо все мы ищем лишь истины и естественности.
ПРОТИВ ПОСРЕДСТВЕННОСТИ СУЩЕСТВОВАНИЯ9
Если бы человек, который, не выбившись из круга посредственного существования, встречает со стороны ближних презрение и неучтивость, что еще более усугубляет его униженность, — если бы он мог, несмотря на это, не быть ни заносчивым, ни робким, ни завистливым, ни льстивым и не думать о нуждах и заботах, вытекающих из его положения в обществе; если бы он мог возвыситься душой, осознать свое достоинство, пренебречь мнением черни! . . Но кто же в силах стать сердцем и умом выше своего положения? Кто свободен от слабостей, проистекающих из сознания своей посредственности ?
Когда мы живем в благоприятных обстоятельствах, судьба по крайней мере избавляет нас от необходимости клонить голову перед ее кумирами. Избавляет от необходимости притворяться, насиловать собственный характер, занимать себя ничтожными пустяками: она без труда поднимает нас над тщеславием, вознося до величия, и если нам от рождения свойственны хоть какие-нибудь добродетели, дело только за нами — у нас есть средства и случай проявить их.
Наконец, как при низкой душе и бесталанности человек не способен хорошо распорядиться высоким положением, точно так же и великий талант, и широкая душа остаются втуне, когда человек обречен на посредственное существование.
О ЗНАТНОСТИ
Знатность, как золото и бриллианты, достается по наследству. Кто сожалеет, что почет, завоеванный важными должностями и заслугами, переносится на потомство, тот куда более снисходителен к богачам — он ведь не оспаривает у их детей право владеть честно или нечестно нажитым богатством отцов. Народ, однако, думает иначе, ибо в то время как отпрыски богачей пускают по ветру состояние отцов, почтение к знатности сохраняется и в том случае, когда истоки ее мутнеют вместе с течением времени. Мудрый обычай! Проценты на расточаемый капитал иссякают, а награда за добродетель вечна и неприкосновенна!
Пусть же нам впредь не толкуют, что память о былых заслугах должна уступать место ныне существующим добродетелям! Кто определит цену заслуге? Именно в силу этой трудности вельможи, как бы они высоко ни ставили собственные таланты, оправдывают свою гордыню одним только правом рождения, и это вполне разумно, если, конечно, исключить из общего правила немногочисленных гениев, стоящих выше всяких законов.
ОБ УДАЧЕ
Ни счастье, ни заслуги сами по себе не обеспечивают житейский успех. Удача — следствие случая, дающего нам возможность выказать свои таланты. Но едва ли найдется человек, чьи заслуги не возвысили бы его или не помогли ему в трудную минуту; тем не менее ни один честолюбец не задумывается над тем, что удачу надо заслужить. Ребенок мечтает стать епископом, королем, великим полководцем, еще не понимая толком значения этих слов. Такова большая часть людей: они вечно обвиняют Фортуну в непостоянстве, а сами так слабы, что предоставляют ей печься об осуществлении их притязаний и возлагают на нее ответственность за успех или неуспех их честолюбивых замыслов.
ПРОТИВ ТЩЕСЛАВИЯ
Самое смешное и бесполезное занятие на свете — стремиться доказать, что вы не лишены обаяния и ума. Люди легко разгадывают маленькие хитрости, на которые мы пускаемся, чтобы снискать похвалу, и как ни выпрашивай у них одобрения — с высокомерным ли видом, ловя ли их на слове, они все равно почитают себя вправе отказывать в том, чего явно от них ждут. Счастлив тот, кто от рождения скромен, кого природа преисполнила мудрой и благородной уверенностью в себе! Ничто так не унижает человека, не делает его таким жалким, как тщеславие. На мой взгляд, оно — ярчайшая примета посредственности, хотя мы знаем немало людей весьма одаренных, страдавших этой слабостью.
