Поэтому у них подчас и оспаривают право на титул великого человека, что отнюдь не лишено резона.
НЕ ИЗМЕНЯТЬ СВОЕМУ ХАРАКТЕРУ
Кто хочет сравняться с другими, тот должен прежде всего быть самим собой: изменять
себе — ошибка, которая делает нас невыносимо смешными и которой нам никто не прощает; кроме того, уверенность, что мы в состоянии играть любую роль и непрерывно менять личину, — это предел неразумия и тщеславия. Каждый, кто изменяет своему подлинному характеру, утрачивает силу: он внушает другим недоверие и, подчеркивая свое превосходство, раздражает их. Будьте по возможности просты, естественны, скромны, ровны; говорите с людьми только о том, что их интересует и что они без труда могут понять. Не позволяйте себе чваниться перед ними, будьте терпеливы к их недостаткам, поощряйте любой намек на талант, щадите щепетильность и предрассудки и т. д. Вот, пожалуй, способ, каким незаурядный человек легко и естественно может поставить себя на одну доску с кем угодно. Вечные хитрости отнюдь не признак ловкости: притворство берет начало в несовершенстве нашей натуры.
О ПОЛЬЗЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Тот, кто вспомнит, из кого вышла большая часть министров, поймет, на что способны талант, честолюбие и деятельность. Нужно оглохнуть к кривотолкам света и молча мириться с тем, что, желая оправдать собственную бездеятельность, он приписывает любые успехи только случаю. Природа, наделив каждого из нас особенным характером, тем самым указывает ему естественное направление жизни, и человек может быть спокоен, мудр, добр, счастлив лишь в той степени, в какой он знает свою натуру и сохраняет ей верность. Итак, пусть те, кто рожден для деятельности, смело идут своей дорогой: главное — хорошо делать то, что ты должен делать; если же, несмотря ни на что, заслуги остаются непризнанными и все похвалы достаются удаче, нужно прощать и такие ошибки. Люди постигают мир лишь в меру своего разумения и неспособны на большее. Кто родился посредственностью, у того нет мерки для высоких достоинств: репутация для него важнее таланта, слава — добродетели; чтобы нечто насторожило и привлекло его внимание, это нечто должно хотя бы называться громким именем.
О СПОРЕ
Не изучив предмет досконально, не говорите о нем с уверенностью и не настаивайте на своем. Спорщику свойственно воспламеняться, рассуждая о политике и других вещах, чьи основы мало кому ведомы: тут он всегда одерживает
верх, потому что его нельзя уличить в неве-жестве.
Есть люди, с которыми я навсегда зарекся спорить: к ним относятся те, кто говорит лишь затем, чтобы говорить, и корчит из себя оракула» — софисты, неучи, ханжи и политиканы. Но польза может быть даже от них — нужно только владеть собой.
О НЕСВОБОДЕ НАШЕГО ДУХА
Когда человек участвует в великих делах, он редко опускается до мелочности: важные занятия возвышают и укрепляют душу; неудивительно поэтому, что тот, кто погружен в них, ведет себя достойно. Напротив, частному лицу, наделенному от природы сильным духом, неудобно и тесно в рамках собственных ничтожных забот: того, кто не на своем месте, все раздражает и все коробит. Он не рожден для мелких дел, поэтому либо справляется с ними хуже, либо устает от них больше, нежели другие, и не может, по утверждению Монтеня,10 ни уделять им ровно столько внимания, сколько они заслуживают, ни отказаться от них, когда заблагорассудится; коль скоро подобный человек занят ими, они поглощают его целиком и толкают на столь ничтожные поступки, что он сам этому дивится. Такова уж слабость человеческого духа, которая проявляется тысячами разных способов и о которой Паскаль говорит: 11 «Отнюдь не только гром пушек мешает ему здраво мыслить: довольно скрипа какой-нибудь флюгарки или блока. Не удивляйтесь, — продолжает философ, — что сейчас он рассуждает
не очень разумно: рядом жужжит муха, вот он и неспособен дать вам дельный совет. Хотите, чтобы ему открылась истина? Прогоните насекомое, которое затмевает и держит в плену это сознание, этот могучий разум, повелевающий городами и державами».2 Мысль, конечно, на редкость верная; однако, как следует из нее, не менее верно и то, что этот ум при всей его слабости повелевает городами и державами; поэтому тот же самый автор полагает, что чем глубже изучаешь человека, тем больше находишь в нем и слабостей, и величия. Недаром в другом месте он, вторя Монтеню, замечает: 12 «Эта двойственность человека столь очевидна, что кое-кто полагает даже, будто у нас две души, поскольку существо, наделенное лишь одной, неспособно было бы соединять в себе столь вопиющие и неожиданные противоположности, такую беспредельную самоуверенность с таким страшным сокрушением сердечным». Положимся же на свидетельство двух великих людей и не будем в сознании своих слабостей отказываться от достохвального стремления к славе и пылкой любви к добродетели.
ДОБРОДЕТЕЛЬ НИКОГДА НЕ ОБМАНЫВАЕТ
Пусть те, кто рожден для праздности и неги, коснеют и умирают от безделья — я не намерен смущать их покой, но обращаясь к остальным, говорю: «Подлинная добродетель никогда не обманывает; тот, кто искренне любит ее, находит в своей любви сокровенное наслаждение и страдает, отвращаясь от нее; все это относится и к славе: что бы мы ни делали ради нее, наш труд не пропадает даром, если мы, конечно, достойны поставленной цели». Непонятно, почему столько людей считают стезю добродетели и славы опасной дорогой, а праздность — счастливым и надежным уделом. Если бы даже труд и заслуги могли воспрепятствовать нашему успеху, мы, трудясь и служа, все равно не оставались бы в накладе. А они ведь, напротив, способствуют этому успеху. Если бы для нас все кончалось со смертью и мы жили только настоящим, то и тогда было бы неразумием не отдать все силы на то, чтобы устроить свою жизнь наилучшим образом, а мы, веря в будущее, все-таки полагаемся на волю случая, что совсем уж непостижимо. Я оставляю в стороне долг—и религиозный, и нравственный — и спрашиваю себя: разве невежество лучше знания, лень — деятельности, бесталанность — дарования? Ни один мало-мальски разумный человек не поставит их на одну доску. А коли так, как же людям не стыдно выбирать столь бессмысленную участь? Если, чтобы заставить нас сделать правильный выбор, нужны примеры, возьмем, с одной стороны, Колиньи,13 Тюренна,14 Боссюэ,15 Ришелье,16 Фенелона17 и т. д., а с другой — модников, щеголей, словом, тех, кто тратит жизнь на развлечения и удовольствия. Сравним два этих сорта смертных и подумаем, на кого мы предпочитаем походить,
О ПОЛЬЗЕ ОБЩЕНИЯ С ЛЮДЬМИ
Нет школы лучше и полезней, нежели общение с людьми. Человек, замкнутый и держащийся от всех в стороне, совершает наигрубейшие ошибки, едва лишь случай или дела вынуждают его нарушить свое одиночество. Только общение излечивает от самонадеянности, робости, глупой заносчивости; только свободный и непринужденный обмен мнений позволяет изучать людей, прощупывать, распознавать и сравнивать себя с ними; только так можно увидеть человечество без покровов со всеми его слабыми и сильными сторонами и разгадать уловки, к которым мы прибегаем, дабы внушать почтение окружающим; только так нам дано постичь все бесплодие нашего разума, ненасытность и ничтожество нашего самолюбия, обманчивость наших добродетелей.
Те, у кого не хватает духу искать истину ценой столь трудных испытаний, бесконечно далеки от подлинного величия. Особенно же низко бояться насмешек, помогающих нам переступать через самолюбие и вырабатывающих в нас привычку к страданию, а значит, притупляющих нашу постыдную обидчивость.
О НЕОБХОДИМОСТИ СОВЕРШАТЬ ОШИБКИ
Не следует опасаться ошибок: наихудшая из них — отказ от приобретения опыта. Твердо усвоим, что чрезмерная боязнь дать промашку и обнаружить свои недостатки — примета слабых людей; они ни за что не подвергнут себя опасности сплоховать и попасть в унизительное положение, робко жмутся к стенам, не смеют положиться на случай и уносят с собой в могилу свои слабости, которых так и не сумели скрыть. Кто жаждет свершить великое, тот должен рисковать и делать ошибки, не падая из-за этого духом и не страшась себя обнаружить; человек, знающий свои слабости, может попытаться обратить их себе на пользу, но такое удается не часто. Кардинал де Рец 18 говаривал доверенным своим слугам: «От вас я все равно не могу таиться, но моя репутация так упрочена, притом не без вашей помощи, что вы не сумеете мне повредить, если даже захотите». Он не ошибался: его жизнеописатель 19