661
Я не могу презирать человека, если только не имею несчастья ненавидеть его за причиненное мне зло; я не приемлю бесстрастного презрения к людям, которое питается равнодушием к ним.
662
Побывав в Пломбьере 51 и увидев, как лица любого пола, возраста и звания купаются в одной и той же воде, я мгновенно уразумел то, о чем мне столько толковали и чему я не хотел верить, — что слабости и несчастья сближают людей, делая их общительнее. Больные более человечны и менее высокомерны, нежели прочие люди.
663
Еще на этих водах я заметил, что нагота не производит на меня впечатления: я ведь тоже был болен. С тех пор, встречая человека, которого не трогает ничем не прикрашенная природа, я повторяю себе: «У него больной вкус».
664
Разрабатывать великие темы и рассуждать о всеобщих истинах — значит подчас попусту тратить силы. Сколько томов уже написано о бессмертии души, о природе тела и духа, о движении и пространстве и пр.! Конечно, великие темы влекут к себе воображение, а трактуя материи, непостижные уму светских людей, можно снискать уважение последних, но от подобных рассуждений редко бывает много проку. Лучше браться за предметы подлинно по учительные и полезные, чем предаваться подобным выспренным разглагольствованиям, из которых все равно не сделать разумных и окончательных выводов. Человеку необходимо знать кучу мелочей — вот им-то и следует учить в первую очередь.
665
Произведение не должно страдать чрезмерной утонченностью. Книга — общественный памятник, а памятнику подобает быть величественным и прочным. Утонченности следует добиваться столь простыми средствами, чтобы ее, так сказать, чувствовали, но не замечали. На мое разумение, выражаться утонченно можно только там, где нельзя говорить просто.
666
Бывают умы непринужденные, порывистые, плодовитые, торопливые, которые начисто отвергают лаконичный, сжатый, побуждающий к размышлению слог; им бы не читать, а как бы бежать без остановки по книгам: они походят на человека, которого утомляет слишком медленная прогулка.
667
Когда вы перестаете понимать читаемое, надо не упрямиться и не тщиться вникнуть в текст, а напротив, отложить книгу: пройдет час, пройдет день, вы снова возьметесь за нее и во всем без труда разберетесь. Вдумчивость, равно как находчивость или любая другая человеческая способность, не может служить нам ежеминутно: мы не всегда расположены усваивать чужую мысль.
668
Если писатель никогда не позволяет себе шутить и к тому же во всем покорствует предрассудкам, этого довольно, чтобы люди говорили, будто он мыслит правильней любого поэта. Убежден, что многие считают Роллена 52 более великим философом, нежели Вольтера.
669
Софисты не ценят Фенелона, находя, что он недостаточно философ, а я предпочитаю сборнику тонких мыслей книгу, пробуждающую во мне возвышенные чувства.
670
Иные авторы высказывают глубокие мысли, но сразу видно, что этих мыслей у них в голове не было, они их отыскали у других и как бы инкрустировали в нее; вот почему, как ни возвышенны такие мысли, они все равно кажутся нам мелкими.
671
Баяра53 прозвали Рыцарем без страха, по его образцу создано большинство героев наших театральных пиес. Иное дело герои Гомера: Гектор обычно мужествен, но подчас испытывает и страх.
672
Гордость, без сомнения, страсть весьма театральная, но проявляется она, лишь когда ее к тому побуждают; фат заносчив без всякого повода, а вот сильная душа не обнаруживает, сколь она высока, пока ее не вынудят.
673
Ошибки в средствах порождаются ошибочностью суждения. Когда, например, в драматическом произведении действующие лица говорят то, о чем им следовало бы молчать, когда их поступки не соответствуют характерам, когда они роняют свое достоинство низменными, длинными или ненужными речами, — все это плоды неразборчивости. Если автор, обдумав план произведения в целом, погрешил в частностях, он заблуждается отнюдь не меньше, нежели тот, у кого нет ошибок в частностях, но не продуман план.
674
Когда в трагедии плохо обдуманы частности, внимание публики неизбежно слабеет, и она настолько охладевает, что никакие красоты в дальнейшем не привлекут ее внимания и пройдут незамеченными. Разве человека, приехавшего в театр к пятому действию, трагическая развязка взволнует так же сильно, как того, кто внимательно прослушал всю пиесу и проникся чувствами действующих лиц?
675
Будь возможна мудро устроенная республика, это была бы, на мой взгляд, республика литераторов: она целиком состояла бы из умных людей; но сказать «республика» все равно, пожалуй, что сказать «дурно устроенное государство». Думаю, именно поэтому в таких государствах встречаются люди, исполненные высочайших добродетелей: 54 человек совершает больше всего великих дел там, где ему позволено безнаказанно делать глупости.
676
Честолюбие — примета дарования, мужество — мудрости, страсти — ума, а ум — знаний, или наоборот, потому что в зависимости от случая и обстоятельств любое явление то хорошо, то дурно, то полезно, то вредно.
677
Любовь сильнее самолюбия: женщину можно любить, даже когда она презирает вас.
678
Мне жаль влюбленного старика: юношеские страсти губительно опустошают изношенное и увядшее тело.
679
Не следует ни учиться танцам, когда у вас седые волосы, ни вступать в свет слишком поздно.
680
Неглупые дурнушки часто злы: их гложет досада на свое безобразие, ибо они видят, что красота восполняет любой недостаток.
681
У женщин обычно больше тщеславия, чем темперамента, и больше темперамента, чем добродетели.
682
Тот, кто не любит ни женщин, ни карт, заблуждается на свой счет, утверждая, что любит бывать в обществе.
683
Кто легкомысленней, нежели француз? Кто еще поедет, как он, в Венецию лишь затем, чтобы увидеть гондолы?
684
Человеку так свойственно все тащить и присваивать, что он подчиняет себе даже волю своих друзей, превращая их любезность в право деспотически властвовать над ними.
685
Что порождает столько злых, плоских и смешных остряков — глупость или недоброжелательность? Или та и другая вместе?
