наших европейских народов. По мере того, как пришлые племена вступали в контакт с темнокожими, их родной язык претерпевал изменения, а когда они смешались с ними окончательно, то и вовсе утратили его. Их язык оказался искажен до неузнаваемости меланийскими диалектами.
В сущности мы не совсем вправе применять к языкам потомков Хама замечания, которые напрашиваются, когда речь заходит о финикийском или ливийском наречиях. В эти смешанные наречия проникло много элементов, выработанных позже в результате семитских миграций, и здесь можно заметить, что привнесенные элементы имели совершенно иной характер, отличный от характера языков, созданных черными хамитами. Впрочем, я так не считаю. То, что нам известно о ханаанском языке, и исследования береберских диалектов свидетельствуют о наличии общей языковой системы, пропитанной семитским духом в большей мере, нежели обладали им сами семитские языки; следовательно, имел место еще больший отход от форм языков белых народов, и оставалось все меньше следов речи благородной расы. Я считаю эту лингвистическую революцию следствием почти полной идентификации с черными народами и ниже приведу доказательства.
Хамиты деградировали, и вот мы видим их среди рабов в плену рабского духа, хотя по-прежнему в роли властителей, в окружении черных наложниц, которые рожают детей и внуков, имеющих все меньше и меньше общих черт с древними завоевателями. Однако в них еще есть кровь предков, поэтому они не дикари и не варвары. Они контролируют социальную организацию, которая исчезла много веков назад, но до сих пор на человечество падает тень чего-то чудовищного и безумного, хотя от этого не менее величественного.
Мир с тех пор не знал ничего подобного, ничего, сравнимого с плодами соединения белых хамитов с черными народами. Нигде больше не встретишь элементов такого союза, и неудивительно, что в гибридах двух типов уже ничего не остается от энергетики — как физической, так и моральной — первоисточника. Если черный элемент в целом сохранил свою чистоту и качества своих предков, то совсем иначе обстоит дело с белым типом. Наши нации, дальше всех отошедшие от своих истоков, представляют собой весьма неоднородные и очень мало гармоничные результаты целого ряда смешанных союзов — либо черных и белых, как на юге Европы, населенном испанцами, итальянцами, провансальцами, либо желтых и белых, как, например, англичане, немцы, русские на севере. Таким образом, метисы, отпрыски, условно говоря, белого отца, чья родословная вообще непонятна, не могут подняться до этнического уровня черных хамитов.
Браки этих людей совершались между типами, равными по силе и своеобразию. Конфликт между двумя характерами с особой силой выразился в потомстве и оставил в нем уже невозможный сегодня отпечаток мощи, источник безудержности. Сегодня мы наблюдаем убедительные доказательства этому: когда провансалец или итальянец становится отцом мулата, ребенок физически намного слабее, чем если бы он родился от отца-англичанина. А дело в том, что белый тип англосаксонца, хотя тоже далекий от чистоты, не ослаблен заранее меланийскими элементами, как народы, населяющие юг Европы, и он в состоянии передать своим потомкам-метисам больше первородной силы. Однако, как уже отмечалось, вряд ли самый сильный нынешний мулат сравнится с черным хамитом из Ассирии, который с копьем в руках наводил ужас на многие рабские нации.
Чтобы нарисовать близкий к реальности портрет ассирийца, напомню библейский рассказ о других метисах, более древних, чем он, история которых теряется в глубине веков. Речь идет о существах, живших до всемирного потопа, предков каинитов и ангелов. В данном случае следует освободиться от романтического налета, которым окутано имя этих таинственных созданий благодаря христианским текстам. Ханаанское воображение, создавшее столь причудливую мозаику, воспринимало вещи по-иному. Для ханаанцев, как впрочем и для евреев, ангелы были посланцами божественной сущности, однако скорее темными, нежели светлыми, больше облеченными в материальную силу, чем в чисто идеальную энергию. В этом качестве их представляли в уродливых формах, внушающих ужас, а не симпатию, как, например, херувимы с бычьей головой. Когда эти могучие создания соединились с дочерьми каинитов, появились гиганты, о характере которых можно судить по литературному отрывку, возможно, самому древнему на свете. Вот как обращается к своим женам один из потомков убийцы Авеля, видимо, близкий родственник этих опасных метисов:
«Услышьте мой голос, жены Ламеха, услышьте мое слово. Как я убил человека за свою рану и ребенка за его дерзости, так и семикратное возмездие Каину будет семидесятисемижды семикратным для Ламеха!».[59]
Этот эпизод кажется мне самой точной характеристикой черных хамитов, поэтому, думается, здесь нетрудно увидеть тесную связь и близкое сходство меж ду союзом, породившим их, и проклятым браком предков Ноя с тем другим, неизвестным нам типом, которого первобытное мышление, не без некоторого ужаса, поместило в ряд сверхъестественных существ.
ГЛАВА II
Семиты
Если хамиты растекались по всей Передней Азии и по арабскому побережью до самой восточной Африки,[60] то другие белые племена, идущие следом за первыми, достигли на западе армянских гор й южных склонов Кавказского хребта.
Эти племена называются семитами. Первое время их основная масса жила в горных районах верхней Халдеи. Именно оттуда в различные эпохи вышли их самые могущественные группы. Оттуда пошли потоки, которые, смешиваясь, сильнее всего и дольше всего влияли на испорченную кровь хамитов, а затем и на тип самых древних переселенцев этой расы. Эта плодовитая группа наложила свою печать на огромную территорию. Она оттеснила к юго-востоку армян, арамейцев, эламитов, элимейцев и других; она заполонила своим потомством Малую Азию. Ей покорились ликийцы, лидийцы, карийцы. Ее колонии были на Крите, откуда позже, под именем филистинцев, они вернулись, чтобы оккупировать Циклады, Феру, Мелос, Нигеру и Фракию. Они распространились по всему периметру Пропонтиды, в Троаде, вдоль греческого побережья, появились на Мальте, на Липарийских островах, в Сицилии.
В это же время другие семиты — иоктаниды — двинули до самой южной оконечности Аравии свои племена, призванные сыграть большую роль в истории древних государств. Эти иоктаниды с греческой и латинской античности были известны под именем гомеритов, и все то, чем эфиопская цивилизация не обязана египетскому влиянию, она заимствовала у этих арабов, которые образовали пусть и не самую древнюю часть нации, ядро черных хамитов, сыновей Куша, но во всяком случае самую славную ее часть, когда рядом с ними поселились арабы-исмаелиты, еще только формировавшиеся в ту эпоху. И эти примеры далеко не исчерпывают список семитских владений. До сих пор я ничего не сказал об их набегах в Италию, и следует прибавить, что, будучи властителями северного побережья Африки, они таким большим числом оккупировали Испанию, что даже в римский период там встречались их потомки.
Такое распространение было бы трудно объяснить — при всей плодовитости расы, — если отрицать, что эти народы долго сохраняли чистоту крови. Но во многих случаях это утверждение не выдерживает критики. Возможно, хамиты в силу какой-то природной брезгливости некоторое время сопротивлялись смешению со своими черными подданными. Для того, чтобы вести такую борьбу и держать дистанцию между победителями и побежденными, у них было немало причин. Сыграло роль и чисто отцовское чувство огорчения при виде несходства отпрыска с белыми предками. Тем не менее страсть преодолела и этот барьер, как она преодолевает все на свете; в результате появилось смешанное население, более привлекательное, чем аборигены, во всех отношениях/Кроме того, ситуация была иной: черные хамиты не уступали пришельцам, как это случилось с предками их матерей перед лицом древних завоевателей. Они имели мощные государства, в которые влились цивилизаторские элементы белых основателей, в том числе роскошь, богатство, удовольствия. Мулаты не только не внушали ужас, но могли вызвать восхищение и зависть семитов, еще не привыкших к мирной жизни.
