обратился к комиссару, префектам и их сотрудникам, я жестко указал на то, что правительство требует от них выполнения их обязанностей, что отныне необходимо выполнять законы и распоряжения, одним словом, управлять, что на них лежит ответственность за отстранение от этого процесса всех посторонних лиц. Внутренние силы доблестно помогали частям де Монсабера захватить Марсель; я отметил это в своем приветствии в ходе инспекции. Было просто определить, какие части — а их было большинство — хотят быть отправленными в Эльзас для участия в боях, а какие подразделения, находясь под чьим-то скрытым влиянием, хотят остаться. Я предписал генералу Шадебеку де Лаваладу, вызванному из Леванта возглавить военный округ, как можно скорее удовлетворить желание первых и распустить остальных. Военному министру я приказал тут же прислать в Марсель один из полков, расквартированных в Алжире, чтобы наладить положение.
Этот большой бурлящий и израненный город дал мне лучшее доказательство того, что только движение Сопротивления может обеспечить возрождение Франции, но эта надежда может исчезнуть, если освобождение станет символом беспорядка. В остальном, те представители власти в Марселе, которые придерживались политики компромисса, выказывали свое явное удовлетворение твердостью моей позиции. Нужно сказать, что выступление генерала де Голля перед толпой, собравшейся на площади дю Мюи и на улице Сен-Ферреоль, появление на главной улице города Ла-Канбьер и на встрече в ратуше с мэром Гастоном Деферром вызывало волну народного сплочения, отчего [17] казалось, что все проблемы становятся менее трудными. А раз так казалось, значит, так оно и было на самом деле.
Во второй половине дня я быстро добрался самолетом до Тулона. Самое удручающее впечатление произвели арсенал, набережная Кронштадт, полностью разрушенные кварталы, прилегающие к порту, и обломки кораблей, затопленных на рейде или в доках. Но зато каким ободряющим контрастом выглядела эскадра, выстроившаяся в открытом море для смотра. Мне были представлены три дивизиона под командованием адмиралов Обуано и Жожара и капитана первого ранга Лансело соответственно. Всего в строю находились броненосец «Лотарингия»; крейсера «Жорж Лейг», «Дюгей-Труен», «Эмиль Бертен», «Жанна д'Арк», «Монкальм», «Глуар»; легкие крейсера «Фантаск», «Мален», «Террибль»; около тридцати миноносцев, подводных лодок, сторожевых кораблей и тральщиков. В сопровождении Луи Жакино, морского министра, адмирала Лемонье, начальника Генерального штаба и командующего морскими силами, и адмирала Ламбера, командующего военно-морским округом, я поднялся на борт сторожевика «Ла Пик» и медленно обошел строй военных кораблей. При виде сорока кораблей, расцвеченных флагами, слыша приветствия с мостиков штабных офицеров, «ура» экипажей, выстроенных у бортов, я почувствовал, что наш флот забыл горечь поражений и вновь обрел надежду.
16 сентября я уже был в Тулузе, где происходили сильные волнения. Во все времена юго-запад страны был раздираем противоречиями, а сейчас их усугубили политика правительства Виши и драма оккупации. К тому же маки, весьма многочисленные в этом районе, вели свои операции настолько жестко, что в результате сегодня здесь кипело недовольство и элементарно сводились счеты. Ситуация была обострена еще из-за того, что вражеские войска, действовавшие в Аквитании, проводили здесь жестокие расправы при активной помощи предателей из местного населения. Кроме того, лучшие части внутренних сил ушли в Бургундию на соединение с 1-й армией, а в Тулузе остались крайне разношерстные военные формирования. Наконец, близость испанской границы усиливала напряжение. Дело в том, что многие испанцы, нашедшие приют в Жере, Арьеже, Верхней Гаронне после гражданской войны 1936–1939, ушли в маки и теперь не скрывали своего намерения вернуться на родину с оружием в руках. Коммунисты, хорошо [18] организованные и занявшие стратегические посты в управлении и координации военных действий, раздували очаги волнения, чтобы овладеть ситуацией. Частично им это удалось.
На власть комиссара республики в этом регионе покушались некоторые военные командиры внутренних сил. Пьер Берто{14}, который возглавлял в Сопротивлении крупную подпольную организацию, был назначен на этот пост в связи с тяжелым ранением своего предшественника Жана Кассу{15}. Когда Берто попытался взять бразды правления в свои руки, ему воспрепятствовал полковник Ашер, он же Раванель{16}, командир маки района Верхней Гаронны, возглавивший командование военным округом; он располагал широкими, но нечетко определенными полномочиями.
Вокруг Раванеля образовался своего рода «совет народных комиссаров» из командиров вооруженных подразделений. Члены этого «совета» настаивали на проведении чисток своими [19] силами, при этом жандармерия и республиканская гвардия содержались в отдаленных казармах без увольнений. Нужно отметить, что начальник штаба полковник Нотенже, офицер с большим опытом, старался противостоять злоупотреблениям, царившим в административной неразберихе. Но это ему не всегда удавалось. К тому же, в регионе формировалась испанская «дивизия», которая во всеуслышанье провозгласила своей целью марш на Барселону. Ну и, наконец, английский подполковник, известный как «полковник Илер» и в свое время внедренный в подразделения маки, дислоцированные в районе Жер, британскими спецслужбами, имел в своем распоряжении несколько военных групп, которые подчинялись только приказам из Лондона.
Утром 17-го числа с рассчитанной торжественностью я произвел смотр всех частей. Я надеялся, что мое непосредственное общение с партизанами пробудит в каждом из них солдатский дух послушания и дисциплины, обладать которым они стремились. Во время смотра я понял, что преуспел и понемногу достиг понимания. Затем все части под командованием полковника Раванеля прошли передо мной парадом. Зрелище было красочным. Впереди, со штыками наперевес, шел русский батальон, сформированный из бывших власовцев, которые служили вначале у немцев, но вовремя дезертировали и присоединились к Сопротивлению. Затем прошли испанцы под командованием своих генералов, и потом уже части Французских внутренних сил. Вид их самодельных знамен и вымпелов, стремление выдерживать армейское разделение на взводы, роты и батальоны, старание придать своей одежде вид военной формы, а главное, походка, взгляды, слезы людей, марширующих передо мной, показывали, насколько эффективен и полон достоинств военный устав. На мой взгляд, этот парад явился, как и всюду, отражением настроения народа.
Подобные впечатления я вынес и из встречи накануне в префектуре и ратуше с чиновниками и видными политическими деятелями, в первом ряду которых держался доблестный архиепископ монсеньор Сальеж. Те же настроения уловил я в ликующей толпе, собравшейся послушать мою речь на площади Капитоль или встречающей меня овациями, стоя по обеим сторонам улиц. Конечно, я отнюдь не обольщался по поводу того, что это единение само по себе способно обеспечить общественный порядок, но, по меньшей мере, я мог рассчитывать, [20] что оно воспрепятствует как диктатуре некоторых лиц, так и всеобщей анархии.
Прежде чем покинуть Тулузу, я перевел жандармерию с казарменного положения в нормальный режим работы, что позволило этим храбрецам вернуться к принципам довоенной службы. Я решил назначить вызванного из Марокко генерала Колле{17} командующим военным округом. Я сообщил испанским командирам, что французское правительство не забудет их заслуг и заслуг их подчиненных в партизанской борьбе и в деле освобождения Франции, но доступ к границе в Пиренеях им запрещен. Впрочем, по моему приказу командование 1-й амии направило крупное войсковое соединение в район между Тарбом и Перпиньяном, чтобы обеспечить порядок и перекрыть пограничные проходы через Пиренеи. Что же касается «полковника Илера», то он был отправлен в Лион, а оттуда в Англию.
В Бордо я прибыл 17 сентября. Обстановка в городе была напряженной. Из города немцы ушли, но оставались их разрозненные подразделения неподалеку, в районе Руайяна и на мысе Грав. Таким образом, они перекрывали доступ к порту, а угроза их возвращения в город была вполне реальной. Внутренние силы Бордо и прилегающих районов под командованием полковника Адлина вели бои с противником на обоих берегах Жиронды. Полковник Дрюий, командующий военным округом, делал все возможное для обеспечения их вооружением, кадрами и живой силой. По правде говоря, немецкий адмирал Мейер, эвакуировав свои войска из Бордо и окрестностей и заняв заранее подготовленные позиции на Атлантическом побережье, дал понять, что он хочет сдаться. Переговоры по этому поводу продолжались еще в момент моего прибытия. Но вскоре стало ясно, что речь идет о военной хитрости, позволяющей врагу отступить без потерь. Немцы располагали значительным вооружением и ресурсом живой силой, а у наших внутренних частей не хватало ни четкой организованности, ни оружия для ведения серьезных боев. Поэтому у жителей Бордо радость свободы смешивалась с чувством страха потерять ее и подвергнуться новому [21] наступлению сил противника. К тому же у горожан накопилось немало горечи за время оккупации, которая была тем более жесткой, что мэр города Марке был отъявленным коллаборационистом. В такой неспокойной
