этого замечались повсюду. В Дании стало известно, что руководитель немецкого клуба в Копенгагене Шефер в марте 1936 года разослал членам своего клуба анкету. В ней, в частности, предлагалось ответить, сколькими легковыми и грузовыми автомобилями, а также сколькими мотоциклами располагает каждый из опрашиваемых. В числе других 37 вопросов анкеты были и такие: “Есть ли у вас пишущая машинка? Умеете ли вы пользоваться стенографией?”
“Подобные вопросы могут показаться безобидными для живущих по ту сторону Атлантики. Однако они предстанут в совершенно ином свете, если принять во внимание, что на установившемся у нацистов жаргоне “пишущая машинка” означает огнестрельное оружие, а “пользование стенографией” - умение стрелять. В анкетах господина Шефера, разосланных своим сторонникам, имелись также вопросы о датских маяках, их расположении и количестве обслуживающего персонала, [59] наиболее удобных путях подхода к этим маякам и т. п.”.
Приведенная выше обвиняющая выдержка взята не из какой-нибудь бульварной газетки. Эти строки появились (через год после начала боевых действий в Испании) в авторитетном американском журнале “Форин афферс”, занимающемся вопросами современной истории{20}.
Примерно в тот же период общественное мнение Норвегии было взволновано разоблачениями, опубликованными одной из социалистических газет. В 1935 году немецкий нацист, большой любитель путешествовать по Северной Норвегии, получил разрешение фотографировать солдат “северного, нордического типа” в главном военном лагере, расположенном близ порта Нарвик, являющегося важным экономическим и стратегическим объектом. Чего добивался этот немец? Зачем подполковник Сундло, представитель военного командования, выдал ему соответствующее разрешение? Не является ли сам Сундло одним из сторонников национал-социалистского квислинговского движения? Была назначена комиссия для расследования, не сумевшая найти оснований для подобных подозрений.
Весьма характерно, что международная печать впервые обратила внимание на очередной конгресс заграничной организации немецкой нацистской партии лишь в августе 1937 года; между тем открытые конгрессы такого рода созывались и ранее - в 1934, 1935 и 1936 годах.
В начале 1937 года газета “Таймс” поместила комментарии по поводу “первого эффектного вторжения национал-социалистской партии в область деятельности министерства иностранных дел”{21}. Глава заграничной организации немецкой нацистской партии Эрнст Вильгельм Боле был назначен по совместительству главой заграничной организации при министерстве иностранных дел Германии. В своей новой должности Боле подчинялся непосредственно министру, пост которого занимал [60] тогда барон фон Нейрат. К тому же, если вопросы, входившие в сферу деятельности Боле, обсуждались на заседаниях кабинета министров, он имел право лично при этом присутствовать.
В чем заключался смысл подобного продвижения Боле?
Для тех людей за пределами Германии, которые внимательно следили за работой заграничной организации, внутренний смысл состоявшегося назначения был достаточно ясен. Организатор пропаганды и шпионажа, запугиваний и похищений был введен в состав такого почтенного органа, как министерство иностранных дел. Это означало, что ему поручено навести порядок в центральном аппарате министерства и в подчиненных органах; вместе с тем расширялись возможности усиления подрывной работы за границей путем использования привилегированного положения лиц с дипломатическими паспортами.
В описываемый период в Германии была опубликована пропагандистская брошюра, посвященная работе заграничной организации. В ней говорилось как о совершенно естественном явлении, что в “центральном аппарате организации занято 700 человек”{22}; “количество зарубежных отделений и секций доведено до 548”{23}. В связи с выходом в свет упомянутой брошюры виднейшая социалистическая газета в Голландии писала о том, что “в работу местных групп за пределами Германии вовлечено до 3 000 000 немцев”{24}.
Здесь мы снова хотим подчеркнуть то, о чем уже упоминалось выше: лишь немногие лица обращали серьезное внимание на эти и им подобные факты.
Большинство людей было просто неспособно понять, как бессовестно и ловко их водили за нос. Никакой другой авантюрист в мировой истории, кроме Гитлера, не сумел выкачать так много средств из того своеобразного банка, куда люди всех рангов и состояний [61] вкладывали свою доверчивость и простодушную честность. Людей, пытавшихся поднять тревогу, старались оттеснить на задний план. Герман Раушнинг, несколько лет подряд вращавшийся в высших нацистских кругах, сумел понять всю порочность нацистских лидеров и их системы; в апреле 1937 года он подготовил большую рукопись книги под названием “Нигилистическая революция” (это было сделано после побега Раушнинга из Данцига). В течение целого года автор искал издателя, который согласился бы опубликовать его книгу. За это время многие из написанных Раушнингом отдельных статей “возвращались ему разными издательствами обратно с той мотивировкой, что содержащиеся в статьях разоблачения являются слишком фантастическими и не походят на правду”{25}.
Наконец в 1938 году одно из швейцарских книжных издательств осмелилось опубликовать всю рукопись Раушнинга; такое решение не было случайным.
Международная обстановка к тому времени сильно изменилась. Гитлер уже вступил в Австрию.
Многие были сильно удивлены, когда в середине февраля 1938 года стало известно о визите австрийского канцлера Курта фон Шушнига в Берхтесгаден, где он имел продолжительную беседу с Гитлером. О результатах встречи 13 февраля было опубликовано обычное, не вызывающее особого интереса коммюнике. Однако лица, хорошо знакомые с обстановкой в Австрии, сразу же насторожились, когда через несколько дней до них дошла новость о назначении д-ра Артура Зейсс-Инкварта на должность министра внутренних дел Австрии (в указанное министерство входило также ведомство полиции). Зейсс- Инкварт, венский адвокат, был известен как сторонник аншлюса (присоединения Австрии к Германии). Почти немедленно после своего назначения он направился с визитом в Берлин, где имел встречу с Гитлером. Напряженность обстановки в Австрии нарастала; национал-социалисты выступали все более открыто и вызывающе. За пределами Австрии лишь [62] кое-где люди проявляли смутное беспокойство. 9 марта было опубликовано сообщение о том, что в ближайшее воскресенье Шушниг проводит плебисцит, в ходе которого население должно высказаться за или против независимости Австрии. Даже и эта новость вес еще не была воспринята общественным мнением как явное свидетельство того, что за кулисами политической сцены развернулась борьба не на жизнь, а на смерть.
События начались в пятницу 11 марта.
В 6 часов вечера венское радио передало сообщение об отмене плебисцита, а в 7 час. 45 мин. перед микрофоном выступил Шушниг.
“Перед лицом всего мира я сообщаю во всеуслышание, - звенел его голос, - что правительство Германии вручило сегодня федеральному канцлеру Микласу ультиматум. В нем предписывается, чтобы на пост канцлера Австрии было назначено лицо по выбору германского правительства; это лицо должно сформировать кабинет министров, угодный правительству Германии. Если эти требования не будут выполнены, немецкие войска вступят на территорию Австрии”.
Этого было достаточно, чтобы вызвать замешательство.
