Поздно вечером венское радио передало сообщение, что сформировано новое правительство под председательством Зейсс-Инкварта. Одновременно Берлин сообщил, что Зейсс-Инкварт обратился со срочным телеграфным посланием к Гитлеру, именуя последнего фюрером; в телеграмме Зейсс-Инкварт просил германское правительство помочь ему в поддержании порядка и спокойствия, выслав для этого войска “как можно скорее”.
Немецкие войска вступили в Австрию в субботу 12 марта. На следующий день аншлюс стал свершившимся фактом.
И на этот раз Гитлер добился своих целей! Еще раз восторжествовала свастика! Опять десятки тысяч противников нацизма, евреев и не евреев, оказались под угрозой! Вызванные этими событиями чувства негодования и презрения сосредоточились, словно в фокусе, на одном человеке - Зейсс-Инкварте. Его имя стало [63] синонимом предателя. Вместе с тем на примере Австрии можно было впервые отчетливо увидеть весь механизм агрессии, когда нападение начинается в самом сердце страны.
Так вот как они действуют за границей, эти нацисты! Сначала они занимают ключевые позиции в правительственном аппарате, затем ведут в стране подрывную работу и наконец вызывают кризис, с тем чтобы ввести немецкие войска по телеграмме, текст которой составляется заранее.
Одна телеграмма Зейсс-Инкварта, посланная в марте 1938 года, возбудила больше страха перед немецкой пятой колонной, чем сотни документов, опубликованных после 1933 года. О прежних документах писали в книгах, которые читал весьма ограниченный круг лиц, или же в газетных заметках, которые чаще всего оставлялись без внимания. Захват же Австрии был сенсационной новостью, занявшей первые страницы всех газет - в Норвегии и Аргентине, в Голландии и Гренландии. Этот захват сделал многое ясным. То, что потерпело неудачу в Литве, Южно-Африканском Союзе и Испании, завершилось успехом в Австрии. Без особых усилий Гитлер уничтожил свободное государство Австрию. Где еще имеются у него такие же сторонники, незаметные и неведомые, как тот венский адвокат? Где они роют свежие подкопы и закладывают новые мины?
Ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать.
В Чехословакии, как уже упоминалось, преподавателю физкультуры Конраду Генлейну удалось возглавить политическое движение, получившее наименование судетско-немецкой партии (Sudetendeutsche Partei). На выборах, состоявшихся в мае 1935 года, из каждых трех судетских немцев два голосовали за эту партию. При этом Генлейн неизменно отрицал какую бы то ни было связь с Берлином.
Что же произошло в 1938 году?
Не прошло и шести недель после захвата Австрии, как тот же Генлейн выступил в Карлсбаде (Карлови-Вари) с новыми требованиями. В случае их удовлетворения судетские немцы получили бы автономию в рамках чехословацкого государства; при этом территориально [64] в Судетскую область вошли бы как раз те приграничные районы, где чехи выстроили свои оборонительные фортификационные сооружения,
Генлейн непрерывно выдвигал все новые и новые требования в своих почти нескончаемых переговорах с чехами. Он несколько раз виделся с Гитлером, присутствовал на съезде нацистской партии в Нюрнберге. Наконец тот же Генлейн скрылся в Германии, когда в середине сентября в Судетской области был поднят мятеж против чехов. Это он обращался к трем с половиной миллионам судетских немцев с призывом поднять всеобщее восстание. Это он, по сообщению немецкой прессы и радио, формировал добровольческий корпус из судетских немцев для вооруженной борьбы против Чехословацкой республики, превращая тем самым граждан республики в нападающих на нее военных агрессоров. Личная роль Генлейна в качестве политического орудия Гитлера привлекла в 1938 году большее внимание, чем развязывание мятежа, призывы к мятежникам и формирование добровольческого корпуса. Все другие события, происходившие в период с 13 по 16 сентября, уже не занимали ни первых страниц в газетах, ни главенствующего места в умах людей: их вытеснил один всеохватывающий вопрос - мир или война?
В среду 28 сентября война казалась неизбежной. Во Франции основные дороги, ведущие из Парижа на запад, были забиты автомобилями, которые двигались непрерывным потоком. Треть жителей покидала французскую столицу.
В Англии населению раздавали противогазы, в парках рыли щели, которые при воздушных налетах служили бы убежищами, началась эвакуация детей. Первые зенитные орудия вытянули к небу длинные стволы, чтобы защищать девять миллионов лондонцев от нападения с воздуха; по официальным подсчетам, такое нападение должно было в первые же дни унести пятнадцать тысяч человеческих жизней.
Четыре недели спустя в Америке передавалась по радио пьеса, изображавшая высадку на землю странных существ с Марса, вооруженных смертоносными лучами. И вот тысячи людей, приняв эту передачу за [65] действительность, в панике бросились из своих домов на улицы. “В эту ночь паника охватила все Соединенные Штаты”{26}. В бурном водовороте событий и связанных с ними переживаний еще раз проявился страх, прятавшийся в глубине человеческих душ.
Мюнхенское соглашение обеспечило миру мир. Однако все то, что произошло до этого, подорвало у людей уверенность в возможность сохранения мира. Правда, далеко не каждый согласился бы сознаться в этом не только другим, но даже самому себе. С упорством, присущим близоруким и отчаявшимся людям, некоторые продолжали утверждать, что даже падение Чехословакии является поворотом к лучшему. “Мир для нашей эпохи!” - вот с каким лозунгом вернулся английский премьер-министр из Мюнхена. Через три недели после Мюнхенского соглашения одна из наиболее распространенных газет земного шара выступила с пророчеством: “Англия не будет вовлечена в европейскую войну ни в текущем, ни в следующем году”{27}.
В последние месяцы 1938 года и в начальный период 1939 года давление Гитлера на правительства стран западной демократии дошло до наивысшей точки. Именуя друг друга “соглашателями с агрессором” и “поджигателями войны”, две группировки боролись между собой с таким ожесточением, будто имели дело с реальным физическим врагом. Спор был разрешен фактически самим Гитлером, когда его войска вступили в Прагу 15 марта 1939 года.
Аншлюс - Мюнхен - Прага. Одно от другого эти памятные события отделялись периодом примерно в шесть месяцев. Таковы были последние верстовые столбы на дороге Гитлера перед началом второй мировой войны.
За полтора года произошла решительная перемена; в одних местах она чувствовалась сильнее, в других - слабее. Во многих странах тревога жителей по поводу отдаленных войн (в Маньчжурии, Абиссинии, Испании) [66] уступила место страху перед войной, непосредственно надвигавшейся на их страну; речь шла о войне, в которую будут вовлечены они сами, о новой резне, о повторении бойни 1914 - 1918 годов, еще более ужасной в связи с прогрессом военной техники. В ходе событий 1939 года, с одной стороны, нарастала решимость, а с другой - увеличивался страх перед войной - особенно перед ее новыми, неизведанными формами.
